– Лица её не помню, – проворчала я, напряглась и…
– Ох, как я поправилась! – слегка удивилась Шарли, разглядывая себя.
Я глянула на жирную гусеницу, обвившую её талию под тесной майкой. Поднатужилась и раздула гусеницу до размеров спасательного круга.
– Померла уже, а всё такая же сучка, – вздохнула Шарли и потянулась к халату.
– А ты чего не испугалась-то? – запоздало поинтересовалась я, вернувшись к облику пожилой Ольги.
На него не нужно было тратить усилий – он вырисовывался сам собой.
– Я всё знаю о Тармени, – не стала врать она. – Джен с Саргом убеждены, что этот ваш божественный приятель тебя спас. Прошло восемь лет, но они не растеряли своей уверенности. Я, кстати, тоже. Так, кто ты у нас теперь?
– Поклянись, что не заржёшь, тогда покажу. Тебе понравится.
– Показывай или убирайся, – фыркнула Шарли.
И я выдала ей свой подлинный нынешний портрет.
– Вот теперь ты, наконец-то, обрела самый подходящий облик, – грустно улыбнулась Шарли, и губы её дрогнули. – Тебе поразительно везёт на издёвки судьбы. У всех она как-то разнообразит: то прижмёт, то приголубит. А в тебя она прямо фонтанирует измывательством над личностью. Твоё невезение глобально и незыблемо. Кстати, где сей примат обретает в своём физическом воплощении? Он что, где-то рядом?
– Неа. Мой вид бабуинов не обитает на этой планете. И даже в нашей вселенной. Мне тут дышать невозможно. Так что я в очень и очень защищённом месте.
– Это твоё место на нашей планете? – требовательным голосом осведомилась врачиха.
– Об этом не спрашивай, – сурово указала я ей на недопустимость отдачи приказов приведениям. – И ни с кем меня не обсуждай. Тебе я доверилась, чтобы у меня был хотя бы один адекватный конфидент. Хотела, было, Далтон порадовать… Жаль, что она умерла. А я даже не попрощалась. Вы, чего ж её так запустили, врачихи липовые?
– Опомнись, – нахмурилась Шарли. – Ей было почти сто тридцать лет. Слушай, Ольга, скажи хотя бы: твой примат сильно отличается от наших?
– Не знаю, – честно призналась я. – Моя персона только снаружи примат. А в башке, как не парадоксально, снова слизняк. Им я и думаю. Он, в определённом смысле, дальний родич уа-туа-ке-тау.
– Мозг и тело эволюционировали отдельно, – до обидного быстро догадалась эта всезнайка. – Значит, западные стиломматофоры являются…
– Неа, не являются. Слизняки, которые становятся мозгами сородичей Тармени, и зараза на западе всего лишь дальняя родня. Как арбузы и помидоры, что у ботаников числятся ягодами, – не преминула блеснуть я научными познаниями, дабы утереть нос этой ходячей энциклопедии.