– Дак я ж чего и твержу: аж целых три воза! – горячился Ноздря, брызжа слюной и пучась раком, засунутым задницей в кипяток. – И при них целый десяток охраны. Не шантрапа вам какая. Мужики тертые. Видать, из дружины какой князевой – еле-еле завалили. Кабы не Юган, так, поди, и не управились бы. И ведь падла какая! Нет, чтоб уносить ноги, так насмерть встали. Уж такого мужикам, видать, насулили, что у их жадность поперек ума влезла. И купчик при них, вроде, тощой, как куренок: три ж воза всего и есть. А сам, значица, сторожится паскуда: идет себе при солидной страже да нашими ж тайными тропами. Откуда такая заковыристость? Ну, мы и порешили, дескать, в том возке добро знатное. Как тут еще рассудишь, коли всё-то у его не по уму? Чего б ему не трактом брести? Да не с прочими обозами? Ну, думаем, точняк груз заманчивый. Кабы не серебра в достатке…
– Да уж будто бы, – нарочито вытаращился на него Плешивый, дурашливо всплеснув жирными руками с обгрызенным мослом. – Бери выше! Злато с каменьями, чему ж иному и быть-то?
Мужики захмыкали пренебрежительно, мол, трынди, да знай меру. И быть бы сваре, да тут к столу подошел и сам Юган – вожак наипервейшей лесной ватаги. И такая оторва, что о нем сказки при жизни складывают. Он опустился на лавку, задумчиво хмурясь, и не сводя тяжкого взгляда со злобно пыхтящего Ноздри. Тот все клокотал да утирал рваный за прежние разбои нос. Но препираться с насмешниками не лез, дабы не огрести от вожака за опасный треп. И то сказать: понесло его не по делу, а всего-то и хотел, что похвастать разбойной удачей.
– Ноздри тебе в Тайной управе рвали. А язык мне у тебя вырвать? – наконец, деланно равнодушно переспросил вожак, вытирая руки о рубаху подбежавшего с кувшином служки.
– Дак я ж тока… – поспешил оправдаться Ноздря, покосившись на охальника Плешивого, но умолк.
Оно понятно: в харчевню старого Бати чужаки сроду не заглядывали. Весь Стольноград ведает – как бы ни вся держава – что тут отдыхают люди особого толка: наемники да лесные разбойнички, уходящие на промысел подальше от столицы. Но и тут язык распустишь, так вовек из дерьма не выскрестись. Это коли он будет в запасе – тот век.
– И чего ты тут натрепал? – отхлебнув пива, процедил вожак.
– Да, тока про тех троих, что ты упокоил, – зыркнув по сторонам, подольстился Ноздря. – Да про купца, что вперся аккурат на тропу нашу…
Боле он ничего не успел сказать – Юган выбросил перед собой руку, и кривой степнячий нож располовинил болтуну горло. Ноздря завалился с лавки назад, зацепившись ногами за перекладину под столом и повиснув трепыхающейся на ветру тряпкой.