К вождишке Уботе подполз второй заморыш по кличке Бока. Что-то там прогундел, и Убота заскользил к белым едва ли не на пузе. Добрался и обратился к валяющемуся на спине Борену, в котором едином признавал равного себе вождя. Борен приоткрыл глаза и со всем вниманием выслушал его чириканье. Проводник-гуфан, что не удостоил их своим именем, тотчас перевел:
– Вождь У-бу-то говорит, что роды многоликой вот-вот закончатся.
Дасий повторил его слова уже на родном языке. Борен дожевал и выплюнул травинку, поинтересовавшись:
– А как он это определил?
Его вопрос полетел обратно по цепочке: Дасий, проводник, вождишка, и принес уверенный ответ:
– Жрецы больше не валяются на брюхе перед входом в храм. Они подскочили и поковыляли внутрь. Значит, многоликая уже разрешилась от бремени. А иначе жрецы ни за что бы туда не сунулись. Могучая богиня Ялитиранти не потерпит людей там, где рождается ее дитя.
Все пятеро белых дружно сплюнули, порадовав таким почтением к их богине всех голожопых, что расползлись по кустам.
– Пора, – спокойно поднялся Борен, одергивая широкий воинский пояс.
Он оглядел своих: Живул с Предигом поправили колчаны и натягивали тетивы на короткие луки. Вождишка с приятелем завистливо любовались столь дивным убойным оружием. По сравнению с этими луками их собственные казались детскими игрушками. Но в оплату услуг людоеды их не затребовали – ручонки не доросли натянуть такую тетиву. Лабуд крутанул топор, разминая руку и нетерпеливо выдохнул:
– Ну?
– Пошли, – кивнул Борен.
И пятеро великанов огромными прыжками понеслись в сторону храма, сминая кустарник, что густо обступал его почти до самого входа. Храмом это убожество язык не поворачивался обозвать. Кое-как слепленное из разномастных камней строение с кособокими стенами. Камни лепили прямо промеж стволов высоких пальм, что стали угловыми основами. А жиденькую жердяную крышу просто закидали широкими листьями, каких на местных кустах росло в изобилии. Вход прикрывало полотнище, сшитое из мелких шкурок – большое зверье тут не водилось. Подобное полотнище, как пояснил проводник, было целым богатством, что добавило гостям повода к насмешкам. Уж на их-то земле подобное богатство можно было содрать с одного единственного медведя. А приди им в голову сшить такое же число медвежьих шкур, так те покрыли бы, почитай, весь этот поганый островок.
– Охрана? – на бегу осведомился Борен.
– Нет никакой охраны! – перевел Дасий, держась с ним бок о бок. – Никто не осмелится нападать на храм.
Борен хмыкнул и первым проскользнул в низкую дверь, единым махом содрав пестрый полог. Света в храме доставало. Жрецы за каким-то чертом разобрали часть крыши посередке. Прямиком над здоровенным плоским валуном, стесанным, ровно столешница. Вокруг него толпилось с десяток голожопых стариков, щебетавших на все лады что-то радостное. На них, как и на прочих людоедах, были только пояса, откуда свешивались мочалки мелкой травы, прикрывавшей срам. Зато с плеч спускались гроздья всяких низок из сушеных ягод, камушков, ракушек и прочей дребедени, куда вплели еще и разноцветных перьев. Жрецы напоминали голенастых кур, которых здорово поощипали снизу. А после понатыкали выщипанные перья в башку – смех и грех!