Я стискиваю зубы, дергая наручники. Слезы жгут мне глаза, но не проливаю их, чтобы не показывать слабость перед этим монстром. Почему-то мне еще хуже, что он не признает содеянного. — Ты их убил.
— Кто тебе это сказал?
Я отрицательно мотаю головой.
— Есть доказательства?
— Да.
— Доказательство, что это был именно я, а не кто-то другой? Другой вампир? — Он обходит стол и встает у моей головы.
Я свирепо смотрю на него. — Это был ты! — Зачем Ксавье лгать?
— Подумай, — мягко советует он и скользит пальцами по моей груди, поглаживая ложбинку. Я должна кричать и ругаться, сбрасывать его прикосновения, но выгибаю спину, поднимаю грудь, умоляя об удовольствии, которое он может мне дать. — Я не убиваю невинных.
— Ты лжешь. — Я борюсь с восхитительными ощущениями.
— У меня нет причин, — продолжает он вполне разумно. — Зачем мне вырезать целую стаю и скрывать?
— Я не знаю. Ты больной ублюдок.
Он цокает. — Такая дерзкая для оборотня, подключенного к току. Вот что я тебе скажу, малыш. Пожалуй, я дам тебе телефон с номером Деклана, и ты позвонишь ему и узнаешь, что он откопал.
Я отрицательно качаю головой. — Не знаю, в какую игру ты играешь, но это не сработает.
— Я не играю ни в какие игры. Я играю с тобой.
Следующие несколько минут он играет со мной, вытягивая оргазм за оргазмом из моего стойкого тела. Люциус опускается на колени возле стола, прижимаясь ко мне лицом, а я, обнаженная, извиваюсь над ним.
Только когда он дает мне передышку, отключая электрический ток и снимая все электроды, перед тем как дать мне выпить воды, я говорю ему:
— Деклан ничего не выяснит о стае. Они все мертвы. Кто-то их убил.
Он предлагает мне еще глоток воды, держа бутылку для меня и вытирая пролитые капли с губ. — Он и его друзья очень хорошо умеют докапываться до истины. Они всегда суют нос не в свое дело. Сама поговоришь с ними позже.
— Если выживу сегодня, — тяжело дышу я.
— Да. — Его темные глаза блестят, но он не пытается меня убить. Не так, как говорил Ксавье.
Если бы напала на Ксавье, как напала на Люциуса, я уже была бы мертва.
— Напилась? — спрашивает Люциус. Я киваю и отворачиваюсь, чтобы скрыть улыбку. Даже во время «пыток» он беспокоится, чтоб я не страдала от обезвоживания.
— Почему ты улыбаешься?
— Просто так. Ты такой хороший дом.
— Да, — он наклоняется ближе, — я никогда не ломаю свои игрушки. Не тогда, когда они такие забавные. А теперь скажи мне, — шаловливый огонек в ее глазах пропадает, и мы снова в игре, — как ты оказалась на аукционе?
Я закрываю глаза, не желая предавать своего наставника.
— Я выбью это из тебя, — клянется Люциус. Он этого не сделает, но постарается.