- А можно спросить? Почему ты не сказала, что сама из Медичи?
- Лука проболтался, да? – догадалась девушка. – Если честно, сама не знаю. Я не люблю рассказывать о своей семье. У всех сразу возникают двоякие ассоциации, сразу меняется отношение. С одной стороны, ты вроде бы остаешься тем же человеком, а, с другой, к тебе начинают относиться с каким-то благоговением что ли. Все моментально начинают восторгаться твоей семьей, начинаются споры о том, кто из моих предков как поступал – хорошо или плохо, кто-то просто начинает поливать меня грязью. Я это все не люблю. Да, у меня прекрасная семья, я горжусь этим родством, но не спешу его озвучивать при знакомстве.
- Стало быть, твое полное имя...
- Виттория Медичи-Каттанео. Я историк искусств, и нам пора.
К церкви они подходили в смешанных чувствах. Артем не переставал поглядывать на ушедшую в себя девушку и думать о том, что Лука, черт его возьми, был прав во всем. За своими проблемами и постоянной работой он забыл и о личной жизни, и о настоящем. Он все время оглядывался на будущее, делал все ради карьерного роста и благополучия, зарабатывал себе имя в адвокатских кругах, а в отпуске вляпался в очень давнюю историю и снова едва не упустил настоящее.
Если бы он раньше знал, что будет так благодарен судьбе за то, что свела его с такой терпеливой девушкой, как Виттория!.. Другая на ее месте уже давно бы отправила ему прощальное письмо и исчезла в лабиринте флорентийских улиц.
Толкнув тяжелую дверь, они вошли в неф, прошли по центральному проходу и остановились перед расписанным алтарем. Стройные ряды лавок уходили в обе стороны, где-то за ними таились надгробия, и Виттория почти сразу повернула туда, бросив на алтарь лишь один короткий благоговейный взгляд.
Скромное надгробие Симонетты Веспуччи Артем увидел не сразу. А увидев, ничего не почувствовал, кроме тяжести на душе. Тот, кем он был когда-то очень давно, бесконечно сожалел об их любви, но Артем ощущал лишь горечь.
Остановившаяся неподалеку Виттория смотрела куда-то вниз, и, проследив за ее взглядом, он увидел круглую сине-белую плиту с латинским изречением. Он подошел ближе, присмотрелся и разобрал имя, после чего усмехнулся.
- Странно стоять у собственной могилы.
- Не говори так, – оборвала его итальянка. – Это был совершенно другой человек. В тебе живет лишь часть его, но это не значит, что ты – это в точности он.
- Да, наверно...
- Ничего?
Он покачал головой, и Вита сокрушенно вздохнула.