Попытка научить Женю играть в шахматы с треском провалились. Зато в шашки и нарды она разделала Макса под орех. Но это было вчера. А сегодня они вновь выясняли отношения.
— Хотела поговорить, — вздрогнув от грохота, ответила та.
— О чём с этим у*бком можно разговаривать? Нечего лезть куда не просят!
— Ещё опять скажи, что это не моё дело!
— Не твоё. Ты — моё дело. Всё что касается тебя — моя забота! Думать и решать буду я. От тебя лишь требуется одно — н е м е ш а т ь.
— Вся эта хрень творится из-за меня. Если ты думаешь, что я буду сидеть…
— Вся эта хрень творится из-за меня. Потому что я втащил этой собаке. Жаль слабо и ему не отшибло память. Так что оставь это мне, хорошо?
— А я что должна делать? Сидеть и ждать тебя дома с ужином?
— Именно. Сидеть и ждать с ужином. Задача несложная. Справишься?
Женя вспыхнула.
— Ты меня кем считаешь? Девочкой на побегушах? Я не знаю, может твои бывшие шаболды смиренно сидели в тапками в зу… — мимо пролетела сбитая крученным пасом миска с недоеденным оливье. От нового грохота Козырь пугливо вжала голову в плечи. Да и Максим с опозданием понял, что погорячился.
— Прости, — он требовательно притянул её, не сопротивляющуюся, но словно вросшую ногами в пол, к себе, примирительно целуя в макушку. — Я всё уберу.
— Не надо, — бросив равнодушный взгляд на ошмётки овощей и брызги майонеза отрицательно покачала головой та. — Я сама. А ты перестань на меня орать. Я не люблю повышенных тонов.
Да он чувствовал, как её потряхивало. Майер же не знал, что крик прочно ассоциировался у неё с приютом, ремнём и наказаниями. Мерзкое место. Женя бы сожгла его дотла. Вместе с воспитателями-садистами.
— Прости, — ещё один поцелуй в женскую макушку. Невероятно, рядом с ней он только и делает, что извиняется. Это диагноз? — Я просто волнуюсь. Не хочу, чтобы ты даже лишнюю минуту находилась рядом с этим человеком. А ты поехала к нему! Ни сказав ни слова.
— Я должна была попробовать всё уладить.
— Угу, — насмешливо хмыкнули ей на ухо. — Ну и как? Уладила?
— Не совсем… Теперь он может подать жалобу и на меня.
— Что ты сделала?
— М-м-м… вылила ему на голову воду из вазы… — грудь Макса задрожала, и Женя с недоверием поняла, что он смеётся. Отлично. Минуту назад орал, а теперь ржёт. — Это не смешно.
— Это очень смешно. Стой, — схватив за плечи, ее чуть отстранили и обеспокоенно уставились прямо в глаза. Веселья как не бывало. — Он что-нибудь сделал? Он поднимал на тебя руку?
Ох. Было видно, что если она скажет «да», Залецкого этим же вечером раскатают по асфальту тонким слоем паштета. Паштет из Паши. Звучит.