Лисица смотрит на сотню в своей руке, задумчиво взвешивая, что ей нужнее. Что же победит: практический навык или эстетическое желание походить с расписанной под какую-нибудь дикую кошь мордашкой и порычать на окружающих. Лично я бы выбрала последнее, практический навык нам нафиг не сдался.
Можем мы и сами лица расписать усами.
Художница в третьем поколении Лисица Павловна Соболевская тоже пришла к этому выводу. Поэтому встала в очередь к первой попавшейся нам на пути “панде”, на столе у которой были разложены палитры и кисточки для аквагрима.
Я же падаю за столик в двух шагах от “панды”, чтобы не терять Лису из поля зрения. Нет, она у меня девочка большая, но все равно. Один раз я её в торговом центре потеряла. И да, повторять эти незабываемые ощущения, чтобы снова ощутить себя самой паршивой матерью на свете, я не очень хочу.
Совершенно случайно вспоминаю, что я тут вообще-то не одна, раскаиваюсь, оборачиваюсь к Давиду. А он стоит уже рядом с моим стулом и смотрит на мельтешащую вокруг него толпу мелкоты с еле заметным в его сдержанной улыбке удовольствием.
— Ты замечтался, мой Аполлон? — спрашиваю я, касаясь его ладони кончиками пальцев.
— Задумался, — Давид кивает, будто выныривая из размышлений, а потом смотрит на меня так, будто замыслил коварный план. — А вот я хочу мастеркласс, пожалуй, что думаешь?
— У кого-то в детстве были только деревянные игрушки? — я слегка закатываю глаза. — Ни в чем себе не отказывай, милый.
— Отлично, будешь моей жертвой, — ослепительно улыбается Давид. Бесстыжая морда, а!
— Эй, мы так не договаривались! — запоздало восклицаю я, а его уже и след простыл — нашел-таки свободную девочку с аквагримом и притащил к нашему столику.
— Ну что, Надя, ты готова?
Это что, тест на безрассудность? Он хочет проверить, насколько я светская или не светская львица? Хотя не, по-моему, мальчик просто развлекается, шило у него в ягодице засело прочно, без опытного хирурга и не извлечешь.
— Если я дам себя расписать, потом — я распишу тебя, — невозмутимо отбиваю я его подачу. — Готов ли ты к взаимности наших чувств, мой мальчик?
— Более чем, — Давид кивает девочке с аквагримом, а сам ставит стул рядом со мной, — глаза закрой.
Судя по блестящим глазам — мальчик задумал какую-то пакость. Ну, он достаточно взрослый, вроде, для того, чтобы не рисовать у меня на лбу что-то неприличное, посмотрим, что там он задумал.
Глаза я закрываю и стягиваю с шеи шарф Давида, свое сокровище, перекладываю его к себе на колени.
— Я буду подглядывать, мне надо следить за Алиской, — честно предупреждаю сразу.