Ответ поразил.
— Потому что он при необходимости тебя собой закроет.
— Умрет за меня? — расхохоталась я. — Мы же не в американских боевиках…
— Надо будет, умрет.
Из-за его холодного тона почувствовала себя пристыженным ребенком.
— А как ты понял, что сможет?
— Понял.
Весь диалог с Тарским. Ничего более, как ни старалась, расспросить не удалось.
Заслышав голоса, машинально пячусь обратно за угол. Ивана за собой тяну. Прижимая палец к губам, приказываю, чтобы молчал. Он моими выходками уже шлифованный, характером — чистый рафинад.
Изначально просто на вырвавшихся чертях забавляюсь. Потом и правда интересно становится, когда слышу, что разговор обо мне, родимой, ведется.
— Все из-за бесовки паскудной, — тихо басит один из идущих громил. Я его имени не помню, но по голосу признаю. — Волкодав, понятное дело, укрыть блатную кровиночку хочет, чтобы не порешили… — громко сплевывает. — Самого Таира с ней отсылает, хотя прекрасно срубает тему: никто его тут полновесно по всем фронтам не закроет.
— А Таир, сука, тоже… Отказ дать не дал, а сам теперь гоняет свирепого. Бесится втихую. Последнюю шкуру снимает. Будто кто из нас виноват.
Меня жаром окатывает. В голову так ударяет, боль физическую ощущаю. Но молчу, не выдавая своего присутствия, в надежде услышать что-то действительно весомое.
— Девка-то — самый сок. Я бы зашлямбил…
— Думаешь, Таир ее на х** посадить не хочет?
Оба мерзким хохотом заходятся.
— Может, и хочет… Кто ж его расколет? А скажи что в глаза, душник, к херам, разберет[1]…
Разговор стихает, когда они отходят слишком далеко. Я отряхиваюсь, словно это поможет избавиться от грязи, которую на меня только что вывалили, и, не оглядываясь на Ивана, шагаю в залитый светом коридор.
— Катя… Кать… — окликает Иван.
Когда бросаю в его сторону взгляд, краснеет как мальчишка.
— Не обращай внимания. Они так обо всех говорят. Если бы Таир услышал, что о тебе…
— Мне плевать! Правда, Иван, — улыбаюсь. — Пусть болтают.
Благо долго «держать фасон» нет надобности. В библиотеке прячусь между книжными рядами и, после шумного выдоха, выпускаю наружу истинные эмоции. Рыдать, безусловно, не собираюсь. Несколько упрямых слезинок раздраженно смахиваю пальцами. Сердито сжимаю зубы. Конечно, меня задевает то, что Тарского так коробит необходимость лететь со мной в Европу. Я-то… осознаю, что только из-за него и согласилась. С кем-нибудь другим не полетела бы. По крайней мере, сопротивлялась бы до последнего.
Ладно… Переживем.
В любом случае это не продлится долго. Какой-то месяц… Максимум полтора.
Пытаясь сосредоточиться на выборе книги, задумчиво веду пальцами по корешкам. Ничего не цепляет внимание с первого взгляда. У меня хорошая фотографическая память. Никому не рассказывала, но отбираю я книги для чтения по обложкам. Все, что собрано в нашей библиотеке, когда-то принадлежало маме. Я беру лишь те, которые видела у нее в спальне. Хочу сохранить связь, а книги — все, что от нее осталось в этом мире. Картины, которые она рисовала, в расчет не беру. Их в нашем доме не найдешь. Отец после похорон все раздал. Проще сказать, избавился от маминого ощутимого присутствия.