«Ошибка! — вопит мозг.
«Сбой системы!» — орёт где-то внутри сигнализация.
«Чёрт с ним», — думаю я. Плавьтесь схемы, выходите со строя предохранители. Торжествуй хаос.
Анька затихает, становится податливой, а я наконец-то чувствую вкус поцелуя и выхожу в космос без скафандра. Мне хорошо. Безумно хорошо.
Уволочь бы её куда-нибудь и выбить из головы все ненужные мысли. Привязать к себе, приковать. Чтобы и думать забыла о побегах и прочей ерунде… Она мне нужна. Нам нужна. Как воздух. Иначе — гибель.
Но тут раздаётся звонок в дверь. Как гром среди ясного неба.
Мы отрываемся друг от друга. Дышим тяжело. Я всё ещё не могу разомкнуть руки — держу Аньку в объятиях и не хочу, не желаю отпускать.
А звонок трезвонит и трезвонит, как пенопластом по стеклу, ей-богу. И кого это нелёгкая принесла в семь часов утра?!
16.
Анна
Это как провалиться в кроличью норку и попасть не в другое царство, а в прошлое. Когда Димка меня поцеловал, я подумала: ничего не изменилось. Вот он, тот самый, нужный мне мужчина. Ни с кем у меня так не зажигались звёзды, а я не выпадала из реальности, как с ним.
Он действует на меня магически и становится всё равно: застукают ли нас дети, свалится ли метеорит на землю или земля под ногами загорится.
Да, кажется, и так… Пылает всё, что можно. Я позволяю себе на миг просто побыть девочкой. Ощутить его силу и желание. Вдохнуть запах его парфюма. Отдаться его жёстким объятиям, когда кажется: разомкни он руки — и я песчинками осяду на пол, рассыплюсь на атомы, стану призраком, тоскующим в ночи по одному единственному мужчине, что так и не стал моим.
Я даже не сразу поняла, что в дверь звонят. Во мне тоже всё звенело, переливалось, танцевало, бушевало, подчиняясь силе мужчины, что целовал меня, забыв обо всём. Ну, мне так хотелось думать.
— Что за чёрт? — бормочет Иванов, и лицо у него растерянно-раздражённое. Губы — в моей помаде, а я не в силах ни сказать ему об этом, ни протянуть руку и вытереть.
— Дмитрий Александрович, оглохли, что ли? — выруливает из-за угла грудь Дины Григорьевны, и мы, как два нашкодивших подростка, отскакиваем друг от друга. — В дверь звонят, неужели так трудно открыть?
Когда она выплывает полностью, мы уже на пионерском расстоянии, но Иванов в помаде, а я небось тоже — живописно-прекрасная, подозреваю.
У Дины Григорьевны — взгляд орла. Зыркнула, сверкнула, но ничего не сказала, только головой покачала, словно сокрушаясь. «Дети, дети…», — говорила вся её необъятная фигура. И пока она возилась у двери, нарочито медленно щёлкая замками, я лихорадочно поправляла кудри, вытирала рот и Димке жестами приказала сделать то же самое.