Паника внутри Шахиной разрастается. Ей словно дают отсечку времени, в которую она должна вложиться. Звучит гонг, и она начинает, переходя в отчаянную атаку.
— Нет, не мой. Это не мой чертов выбор! Даже на расстоянии в две тысячи километров я постоянно, круглые сутки ощущала колоссальное давление со стороны семьи. Они звонили мне по времени! Они пытались контролировать каждый мой шаг! Этим контролем они вынуждали меня врать тебе, врать им… Врать самой себе! Потому что я верила, что, несмотря ни на что, все у нас получится. Что ты поймешь меня, если успеешь полюбить.
Когда губы девушки приоткрываются, выпуская обреченный болезненный выдох, по спине Рагнарина сбегает ледяной озноб.
— Как же ты собиралась все это распутывать, Яна? Подумай, хотя бы теперь. На что ты рассчитывала, а?
Громко сглатывая, она опускает взгляд в пол.
— Я собиралась за тебя замуж, — проговаривает едва слышным шепотом. — Думала, если ты предложишь, и мы поженимся, родители уже ничего не смогут сделать. Я… — вздыхает потерянно. — Я просто дура.
— Нет, не дура. Но крайне наивная.
Когда сознание распиливают новые болезненные мысли, к горлу девушки подступает тошнота.
«Что это значит?»
«Он никогда не собирался на мне жениться?»
Стыд затапливает.
Кажется, шелохнись она чуть резче, качни только воздух, щеки попросту загорятся, настолько раскаляется кожа.
— Такие дела не решаются подобным путем, Яна.
Она кивает, все так же не поднимая взгляда. Просто смиряется с действительностью. По крайней мере, пытается.
— Я понимаю.
— Что ты понимаешь?
— Что абсолютно все сделала неправильно.
— Тогда не стоит нам затягивать этот разговор. Тебя, вероятно, уже ждут дома.
Вскидывая на Рагнарина горящие глаза, выпаливает быстрее, чем способна осмыслить сказанное:
— Значит, это конец? Все?
От этого вопроса и его тело напрягается. Каменеет, превращаясь в ледяную глыбу. Нутро рвет бульдожьим хрипом. Нетрудно понять смысл этого натужного рева. Ему больно.
— Взгляни на ситуацию с моей стороны, Яна. Я думал, ты настоящая. А ты врала. И то, что на обе стороны — только отягощает. Пытаясь усидеть на двух стульях одновременно, ты играла для всех разные роли. Где ты настоящая, Янка? Где? Нет тебя.
Отводит взгляд. Не мигая, смотрит в окно, давая себе время успокоиться. На улице второй день щедро сеет снег. Наметает сугробы, скрадывая мрачную городскую серость.
Руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Глаза расширяются, в попытках зафиксировать способность визуального восприятия. Зубы яростно впиваются во внутреннюю слизистую губ. Ноздри жестко раздуваются, втягивая кислород, которого, по какой-то долбаной причине, становится катастрофически мало.