И все завертелось. Но мимо меня.
Луи унесли в подземелье, где прохладно, чтобы спокойно подготовить тело, мужчины бросились колотить гроб и, получив распоряжение от лорда, отправились копать могилу под белой бузиной за стенами крепости, в близости красного озера. Женщины отправились готовить поминальный обед, к завтрашнему утру. А я осталась.
Выпроводила Алекса и осталась в пустом, теперь брошенном доме, рассматривая простое, даже бедное жилище своего друга. Узкая кровать с прохудившимся покрывалом и явно давно не стиранным. Несколько полок с хламом покрытые пылью, стол и косой табурет. Я стояла у маленького окошка и вела пальцами по потрескавшейся древесине, не опасаясь поймать занозу. Просто очень хотелось запомнить все таким.
Последний оплот спокойствия.
В детстве я проводила здесь много времени, за уроками чтения, плетением корзин и вышиванием, которое Луи ни смотря не на что, уважал. В груди болело. Страшно выло одиночество целого мира, заставляя меня дрожать от осознания дальнейшей жизни, в которой Луи больше точно не будет. Добрый старик из сказки. В моей он стал прототипом для доброго и мудрого волшебника Азаиора.
Усмехнулась, вспомнив с каким мечтательно-таинственным выражением лица, рассказывала Луи свои истории, загадочно улыбаясь его восхищению волшебнику, в котором он себя, конечно же, не узнавал. Это я так думала.
Осмотрела полки выцепив взглядом несколько листов желто-грязной бумаги и, вытянув их, опустилась на край постели. Наши старые письма.
Я писала ему из пансиона какое-то время, но потом, старик признался мне, что уже плохо видит и не хочет, чтобы кто-то читал наши переписки, помогая ему с прочтением и ответом. И я перестала. Только сейчас стало понятно, что он просто готовил меня к тому, что его не станет, и помогал мне таким образом отвыкнуть, примерится с тем, что его в моей жизни все меньше и меньше. Еще письмо. Здесь я рассказывала ему о том, что чувствую себя чужой среди воспитанниц. Они все были девушками из состоятельных семей, и я была там не к месту, не понятно чем заслужившая достаточно дорогое обучение. Отстраненная, молчаливая и уродскими шрамами по всей спине.
- А это что? – Спросила я сама у себя, разворачивая сложенный квадратиком листок.
Другая бумага, более старая, но чернила разной степени древности. Последние записи, похоже, были совсем недавно.
«Он хочет забрать ее. Забрать ее. Зверь. Он не хочет думать. Он хочет забрать. Она должна жить. Как хочет. Бедная. Ему нельзя. Его не остановить»
Я с ужасом и не пониманием перечитывала письмо раз за разом, замечая, как в последние месяцы изменился почерк Луи, а это был определенно его. У него все сильнее дрожали руки, все больше клякс и разводов, но слова повторялись из года в год, впитав в себя настающую панику, которую он выплескивал черными узорами, полностью заполнив бумажный лист.