Мы добираемся до Москвы уже восемь часов. Домой заехали только за документами, покидали вещи по сумкам, даже не поели, очень спешили. Теперь у меня от голода ноет желудок, но есть не могу. Пробовала — не получается. Я неспособна принимать пищу, беспокойство за дочь совершенно лишило меня сил.
Гена раздражает. Всем. И как курит, порой сплевывая и нервно покусывая губы, и как смотрит на меня. В какой-то мере снисходительно — с высоты своего возраста, он на пятнадцать лет старше меня. В меру осуждающе — он так и не простил мне решение стать суррогатной матерью, вернее то, что я с ним и мамой не посоветовалась и за его спиной сделала это. Сестру свою вычеркнул из жизни и до сих пор не может говорить о ней спокойно, так, чтобы не облить помоями.
— Как я могу спать, Ген? — задаю риторический вопрос. Он же плотно сжимает бледные губы и выбрасывает сигарету, идет ко мне и кладет руку на поясницу, подталкивая к машине.
— Все же попробуй. И перестань уже плакать, лицо опухло. Ты в таком виде будешь разговаривать с Бакаевым? Вот что, лялька, ложись на заднее сиденье и поспи.
Его «лялька» стреляет в самое солнечное сплетение, отдаваясь там болью и воспоминаниями из детства. Ведь раньше я считала Гену папой, верила, что он обо мне заботится. Теперь эти добрые моменты искажены, как в кривом зеркале. Я не знаю, какого рода забота это была, если сейчас у него ко мне явно не родительский интерес… Противно, тошно… Но я не дергаюсь от его прикосновения, это было бы слишком нарочито, привлекло бы внимание. А у меня сейчас нет сил, чтобы копаться в прошлом и выяснять отношения с мужем.
— Когда мы пойдем к нему? Мне нужно переодеться, привести себя в порядок, — подаю голос с заднего сиденья, где устроилась, поджав под себя ноги и закутавшись в теплый плед.
Гена плавно трогает машину с места и смотрит на меня через зеркало дальнего вида.
— Поедем в отель, снимем номер, потом отправимся к нему.
— Раздельные номера, — заявляю твердо, но таким тихим голоском, что мои слова кажутся жалкой просьбой, а не четким заявлением о границах.
Сжимает руль грубыми пальцами и снова пронзает взглядом.
— Зачем? Это смешно, Оксана. Ты моя жена, ты должна жить со мной на одной территории, где бы мы ни появились. Что за цирк, лялька?
— Необходимость в этом браке отпала, нам нужно развестись, — твердо напоминаю ему о том, что он и так знает. Брак был фиктивным. — Мы не смогли спрятаться от Бакаева, смена фамилии не помогла, переезд в другой город не помог. У нас не получилось спрятаться. Ничего не помогло, теперь он заберет Лизу… — снова скатываюсь к истерике, всхлипнув и зажав рот рукой.