Он презрительно усмехнулся:
– А вы все про это? И она их не видит. Сама мне сказала почему.
– Почему же?
– Ее тошнило с вами. Уж извините за прямоту. И будет всегда тошнить. Такой прогресс вас устроит?
– Эта! – Я мазнул пальцами по его правой руке.
Он не разжимает.
– Да, мы не условились, где кто стоит.
– Отсюда туда, – я показал на край обрыва, – легче будет объяснить случайным падением.
Он раскрыл ладонь – пустую.
– Извините, сэр! – Он снова взял оружие, повертел. – Извините, но я стреляю хорошо.
Ну, вот и все! Поздно теперь жалеть-прикидывать, имел или не имел право подставляться. Так глупо подставить все, все под пулю этого самодовольного импотента! Не имел, конечно, права, не имеешь. Но ведь по-другому тоже не мог. Значит, мы такие? Если Великий Драматург хотел еще раз в этом убедиться, искал лишнее подтверждение – вот оно! Одним аргументом больше, одним меньше – какая, в конце концов, разница! Что уж было так закручивать, стараться?..
Со скалы, куда я взобрался, чтобы американцу лучше было целиться, легче сшибить меня наповал, хорошо вижу одинокую фигурку на берегу. Все в том же голубом. Значит, и Она меня видит, может видеть. Как смешно (теперь это вспоминать смешно)! Она вывешивала словно бы ооновский флаг на шалаше – не помог. Ничто уже нам, таким, не могло помочь. А другими стать, научиться быть – времени не хватило. На все хватало, хватило и времени, и ума: на небо взобраться, обползать дно океанов, в материю ввинтиться до самого сердечника. А вот на себя обратиться, собой всерьез заняться, привести к общему знаменателю знание о внешнем мире и о внутреннем (человеческом), и даже не в знании дело, а в готовности, в настоящем желании быть такими, а не этакими – это все на дальше откладывали. И дооткладывались!
Когда-то радиация (да-да, африканская!) нас на человеческие ноги поставила, она же подобрала футляр под стать прекрасному мозгу, а какие пальцы!.. И все ради чего? Чтобы смогли докопаться, добраться до истока, вытащить «послед», зарытый матушкой-природой поглубже? Чтобы под конец собственным истоком отравились?..
О чем Она думает сейчас, видя, что я торчу на этой скале? Привыкла меня здесь видеть, соглядатая. О нем, конечно, думает, беспокоится, никак не может понять, куда он девался, если я вот здесь стою один. Не знает, что он снизу целится в меня. Стойка действительно профессионала-спортсмена, такие – не промахиваются.
Как бы почувствовав что-то, быстро-быстро направилась в нашу сторону. Идет сюда, уже бежит! Волосы мешают, Она их, как ребенка, обхватила и на бегу держит перед собой.