К моим губам прижимается стакан с водой, и я делаю несколько судорожных глотков. Напиток оказывается чуть сладковатым и приятно пахнет мятой. Опиваю еще чуть-чуть и немного успокаиваюсь, чувствуя как начинают тяжелеть веки. Глаза сами собой закрываются, а голова безвольно склоняется на грудь.
— Думаю, ее лучше устроить на постели, Тео, — говорит доктор. — Она проспит несколько часов, а ты как раз мне все и расскажешь.
Сквозь дрему ощущаю, как Эмерей подхватывает меня на руки и куда-то несет, а затем полностью отключаюсь.
— Нет, Теодор, я не могу это выяснить. Пойми, нет такого признака, по которому тебе бы дали точный ответ. Ретроградная амнезия, состояние фуги, они так не диагностируются. Это заболевания иного плана, ментального… Но что я с уверенностью могу сказать, так это то, что приступ у нее был настоящий, — врач говорит резко и отрывисто. Я ощущаю его горячие пальцы на своих висках, и исходящее от них приятное тепло.
— Жаль, Риг, очень-очень жаль, — произносит граф и, задумавшись, замолкает. Некоторое время в комнате царит тишина.
— Почему ты ей не веришь? — все же нарушает молчание доктор, убирая ладони от моей головы, и я тут же об этом сожалею. Его нехитрые манипуляции приносили явное облегчение и покой.
— Ты сам знаешь почему, — мрачно отвечает Эмерей, и что-то в его голосе заставляет мое сердце болезненно сжаться, ощущая затаенное чувство вины и непонятной обреченности.
— К слову, а как там Гленн? — смущенно кашлянув, спрашивает врач.
— Как обычно, — тихо отвечает Теодор.
Они говорят еще о чем-то, но голоса становятся все тише и тише, и я снова засыпаю.
А просыпаюсь уже утром. Бодрой и отдохнувшей, как огурец, хотя с кровати подниматься, пока не спешу. Все, что произошло вчера, требует тщательнейшего обдумывания.
Я, как будущий ученый, привыкла оперировать фактами, и эти самые факты просто вопиют о том, что я не в двухтысячных годах, не в своей стране и у меня чужое тело. Да, вчера я поддалась эмоциям, и это меня совершенно не похоже. Спишем все на болезнь бедной Эванжелины, а сейчас пора брать себя в руки, ибо слезами горю не поможешь.
Почему-то вспоминается популярный в свое время фантастический роман Роберта Шекли “Обмен разумов”. Надеюсь, в моем организме бомбы все же нет, и я хотя бы на своей планете. Наука, конечно, говорит, что сие невозможно, но отрицать такое тоже нет оснований. В конце концов, раньше и в космос путешествия считались выдумкой. Так почему же не быть переселению сознания, или души, если на то пошло.
Сейчас я понимаю, что еще в больнице были тревожные звоночки, просто мозг на них упорно не реагировал. Во-первых, я стала гораздо ниже, сантиметров на десять, не меньше. И это не люди такие высокие вокруг, а я сама мелочь пузатая. Во-вторых, я упорно не замечала длину и цвет волос. Есть, между прочим, даже такой эффект, когда разум не может найти чему-то объяснение, он просто старается это не видеть.