— Давай! — заревели трибуны.
Боль, слепила нападавших, заставляя делать ошибки, бросаться, за специально подставляющимися Чернышом, Жадиной и Бусинкой. Та лупила их своей дубинкой, похожей на указку по пальцам лапок, заставляя ронять дубинки. Жадина бил наотмашь и добивал, переворачивая толстым концом. Черныш уворачивался между ними, позволяя Малышу, проскальзывать под незащищенное брюшко и вызывать извечный страх представителей мужского пола. Те скакали как кенгуру, прикрывая самое ценное. Орали от уколов гибкими и тонкими концами дубинок, изредка огрызаясь, но передники надежно защищали от пропускаемых ударов. Удары Слепыша достигали ушей, как он ориентировался в этой какофонии непонятно, но ни разу не промазал и последнюю точку ставил Ловкач, который колол противника в хвост и вносил сумятицу в их ряды.
Гонг окончания боя. Отдувающаяся публика, что-то выспрашивающий у Министра король, моя соседка, захлебывающаяся слезами. Она поставила так же, как и я — на победу, и сейчас, неожиданно понявшая, что богата.
Я тоже плакала, от эмоций, от понимания того, что мы видим на арене не бой животных или неразумных существ. Я понимала, что этот бой — бой за возможность признания разумными. Потому что только разумные могли так слаженно работать в команде следуя наставлениям тренера. И от этого было больно и в то же время безумно хотелось, чтобы мы победили.
Часть 10. «Славься, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя»
Уже потом, когда все закончилось, и мы сидели за столом во дворике братьев, с ежами, с теткой-соседкой и ее дочерями, празднуя, я думала о том, как бы все повернулось, если бы из схрона Черныша не умыкнули шесть волшебных конфет. Я дала их семь, и только один раз он использовал эту возможность.
А тогда, когда на арену вышли Королевские ежи и поклонись ложе короля, мне показалось странным, дружное чавканье в их рядах в момент появления наших. Ощущение надвигающейся опасности заструилось холодной каплей пота по спине. Глянув на Черныша, безошибочно отыскавшего меня взглядом в толпе на трибунах, неожиданно поняла предстоящую катастрофу. Следовало подбодрить и я поднялась и обняла себя двумя руками, а затем подняла кулак вверх.
— Враг не пройдет, и мы победим! — прошептала одними губами. Черные бусинки глаз показалось сверкнули, не знаю, выверт ли это моей магии, или просто показалось, но Черныш, как голкипер слегка припал к арене, готовясь вгрызаться в противников ради победы.
И началась бойня. Это было страшно. Мне казалось, что в других влили энерджайзер, и что у нас нет шансов. Херувимы скакали по арене, уворачиваясь от ударов практически озверевших противников. С ужасом зажав рот ладошкой, я понимала, что все дело в моих конфетах, которые подстегнули и без того перекачанные тела ежей. И про десять минут я помнила, немного спасало положение наличие телескопических дубинок, но, если кто-то из наших зевал, те просто перебивали их в месте сочленения.