— Госпожа! — обратилась ко мне та самая болтливая девица, что помогала собраться к завтраку. — Приказ лорда — подготовить вас к предстоящему празднику как следует.
— А можно я как-нибудь сама подготовлюсь? — пролепетала я, пятясь обратно к выходу из покоев.
— Нет! — меня обступили другие служанки, отрезая путь к побегу. — Приказы лорда не обсуждаются.
— Но… я не хочу! — только мои желания мало, кого интересовали. Меня потащили к огромной лохани, которая появилась тут, очевидно, пока я пыталась изобразить умение вести беседы за завтраком, и стали настойчиво снимать одежду.
От смущения я даже пробовала сопротивляться, но это было бесполезно — меня раздели и запихнули в лохань насильно.
Сказать, что мне это не нравилось, ничего не сказать. Этак могут и в чужую опочивальню затащить под шумок!
И куда подевался мой отец? Что он себе думает?
Прислушавшись к внутреннему голосу, поняла, что он вопит от беспокойства. Значит, начавшаяся череда неприятностей — только начало.
От трав, добавленных в воду, меня стало клонить в сон. Только не это! Меня мылили, терли, поливали, влезли в волосы и стали перебирать прядь за прядью мои кудри.
— Волосы роскошные, — восхищенно прошептала одна из служанок.
— Пошевеливайся, давай! — оборвала ее главная девица — все же не увязывалось с ней кое что. На вид ей было мало лет, еще меньше, чем мне, а вела она и говорила так, будто была взрослой и явно не худородного происхождения.
Любовница? Слишком молода, но это ни о чем не говорит. Кто знает этих господ с их извращенными фантазиями.
Внебрачная дочь? Разве послал бы отец даже пусть и внебрачного ребенка на самую черную работу? Но неожиданно пришел на ум собственный батюшка… послал бы еще и как. Хоть в поломойки, хоть в каменоломни. Батюшки — это вам не матушки, у них свои методы воспитания дочерей.
Меня все больше и больше клонило в сон, то ли от трав, которыми была щедро сдобрена вода в лохани, то ли от того, что мне стали промывать каждый волос на голове, и это ужасно расслабляло. Но голоса стали доноситься, как будто издалека, а я все больше и больше погружалась в глубину…
— Какой у нее ужасный шрам на груди, — послышалось откуда-то сверху, — еще даже не зажил полностью.
— Ей, наверное, невероятно больно…
Еще как. Каждый день, каждую минуту я испытываю из-за этого ожога боль, но еще большую боль приносят воспоминания…
— Разве у жрицы, которая сумела исцелить смертельное ранение нашего господина, может быть такая рана?
— Может… — даже сквозь пелену надвигающего сна, узнаю голос юной прислужницы. — Может, если рана была нанесена магией…