Приподнимаюсь медленно, чтобы не закружилась голова, и смотрю вниз. Ковер из листьев совершенно сухой, похрустывает тихо, стоит только сжать несколько желтых пластинок в кулаке.
Воздух вязкий и раскаленный, я вижу, как он колеблется перед глазами, а мир вокруг застыл в янтаре. Среди стволов ни единого движения, только пылинки лениво кружатся в солнечных лучах, вспоровших редкие кроны. В плотной куртке нестерпимо жарко, и я тянусь к крючкам, чтобы расстегнуть одежку, но пальцы не слушаются, точно чужие.
За спиной хрустят листья, и я резко оборачиваюсь, чтобы через мгновение сдавленно охнуть от боли в пояснице.
Проклятье!
— Очухалась? — двоедушник опускается на корточки, бесцеремонно запрокидывает мне голову и осматривает лицо, ощупывает пальцами затылок. Когда натыкается на шишку, я шиплю от тупой боли, но не пытаюсь отстраниться. Руки у мужчины холодные, точно горный ручеек, и я льну к его ладоням в поисках облегчения. — Жарко?
— Не то слово, — выдыхаю, и мне кажется, что воздух перед глазами идет волнами, как кисель.
Герант опускает руки к крючкам моей куртки и вопросительно смотрит, а я даже не думаю его останавливать. Только бы помог избавиться от этой душной брони.
— Ты не боишься, — он утверждает, а не спрашивает. Я же не могу понять, что его так смутило. Даже глаза как-то странно потемнели, как море перед бурей.
— Нет. А должна?
— Незнакомый мужчина, в лесу, хрен знает где, «проклятое отродье» — как сказал твой дружок. Он, кстати, в отключке, и капитан сейчас занят. Ситуация не располагает к доверию, тебе не кажется?
— Ты же не думаешь, что я револьвер для красоты ношу?
Губы двоедушника растягиваются в усмешке, обнажая острые зубы, а пальцы поддевают первую пуговицу. Я завороженно рассматриваю аккуратную густую бороду. Он — варвар из сказок, не иначе.
— Я могу тебя обезоружить.
Вторая пуговица. По спине прокатывается крупная дрожь, но страха нет. Герант играет со мной. Отчего-то эта беседа его веселит, но я не понимаю почему. В самом деле, кто в здравом уме будет говорить о таких вещах с полукровкой?
Даже самый последний извращенец побрезговал бы насиловать такую добычу.
— Если тебе яйца не дороги.
Он раскатисто смеется и возвращается к крючкам. Пальцы двигаются умело и быстро, высвобождая меня из плотной ткани, стаскивают куртку с плеч. Я остаюсь в облепившей тело белой майке и вздыхаю с облегчением.
Смотрю на Геранта и хочу поблагодарить, но он поспешно встает и отворачивается. Я только успеваю заметить, как мужчина тяжело сглатывает.
— Что с Бурей?
Он медлит с ответом и неопределенно указывает куда-то в сторону.