Когда Посредник приказывает вам прыгнуть, то вы не спрашиваете зачем, вы уточняете, как высоко.
Его воля — это воля Совета. И чем ближе я буду к нему — тем лучше. Все эти напыщенные старики, не пожелавшие принимать меня, еще расплатятся за такую ошибку. Когда камкери придут собирать свою кровавую дань, я буду в безопасности, буду наблюдать, как они мучаются и молят о спасении!
Посредник раздает последние приказы, а мне не терпится рвануть в бой. Я готов, как никогда, едва могу дышать из-за распирающего горла ликования. Внутренности горят огнем, плавятся под кожей и бросают меня в настоящий ад, откуда может вывести только кровь врага на моем лице.
Когда трап опускается, мы оказываемся в кромешной темноте — осязаемой и липкой, как патока.
Я слышу шаги. Не топот боевого отряда, который ничего не боится, давно вооружен «ночными» очками и организованно покидает корабль — а тихое, крадущееся скольжение мягких сапог.
Касаюсь виска — и тонкая плена растягивается перед лицом, позволяя рассмотреть очертания ближайших предметов. Чуть-чуть подкрутить — и вот уже ангар виден как на ладони. Серебристо-серый, будто облитый лунным светом. Вокруг громоздятся стеклопластовые ящики, высокие контейнеры, крохотные черные боксы, в которых обычно перевозят древние кулганские книги.
Наверняка трусоватые кулганцы спрячутся за стальными дверями, но против сциловой взрывчатки не устояла еще ни одна преграда. Их подземный улей вскроют и выпотрошат до основания. Укрывательство преступников, нарушивших условия соглашения с Советом, развязывает Посреднику руки.
Осталось только выжечь этот грибник и найти Ключ.
Я не успеваю как следует осмотреться — внимание привлекает зыбкая черная тень, скользящая точно по направлению к кораблю. Прищуриваюсь, подкручиваю очки, чтобы лучше рассмотреть того идиота, что решил выйти на бой против целого отряда с пушками, и чуть не роняю челюсть. Когда вижу, что передо мной Фэд, магистр Гильдии.
Псих даже не пытается прятаться, идет вперед, с оружием в руке и такой усмешкой на губах, что вдоль позвоночника ползет противный липкий холодок.
Он выше, чем я представлял, шире в плечах, мощнее. Черные волосы небрежно взъерошены и прикрывают глаза. Рука держит клинок так, будто магистр с ним родился, острие едва заметно покачивается из стороны в сторону, выписывает в воздухе затейливые зигзаги.
И взгляд магистра останавливается на мне. Бьет в живот и скручивает внутренности горячими узлами. Я будто смотрю в глаза разъяренного животного, пришедшего разорвать мне горло, тяжело сглатываю и понимаю, что не могу пошевелиться.