Вырываю руку и иду по тропинке вперед. Во имя всех демонов, лучше бы мы просто молчали!
— Ты думаешь, мне есть дело, что за кровь в тебе намешана?
— А разве нет? Людям всегда есть дело.
— Кто оставил на тебе шрамы, Ши?
Скриплю зубами и клянусь себе, что это будет его последним вопросом. И больше, до самого склада, мы не обменяемся и словом!
Надоедливый, самоуверенный, невыносимый тип!
Скидываю куртку и отвожу волосы в сторону. Пусть посмотрит. Он же так пялился на шрамы там, у корабля! Пусть глянет еще раз!
— У полукровок есть крылья. Они слабые, не развиваются как положено. И нам их удаляют, понятно тебе? — из горла вырывается хриплый смешок. — Точнее, удаляют, если кто-то выкупает наши тела на рынке, но меня прижали раньше, чем я познакомилась с Севером. В трущобах крылья выдирают! Я не знаю, кто вырвал мои. Не видела лица, ясно?!
Прежде чем я успеваю одеться, Герант сжимает меня в объятиях и чуть приподнимает над землей. Я для него легче пера, а стальной капкан рук не разжать, если двоедушник сам не захочет.
Меня прошивает огнем до самых пяток, когда чувствую теплое прикосновение к лопаткам. Там, где кожа безобразно исполосована.
— Что ты делаешь? — хриплю сдавленно.
А мужчина касается спины снова, вычерчивая на ней невидимые узоры.
— Целую тебя, разве не ясно?
Сгибаю ногу и бью назад. Оцепенение слетает в считаные секунды, когда слышу сиплый стон, а хватка двоедушника ослабевает. Я откатываюсь в сторону и выхватываю револьвер. Дуло смотрит в голову мужчины, а в моих руках — ни капли дрожи. Не могу сглотнуть вязкую слюну, воздух вырывается из легких раскаленными толчками, а палец мягко оглаживает спусковой крючок, но замирает, ведь двоедушник примирительно поднимает ладони вверх.
Веду плечами, потому что спина горит огнем там, где его губы касались кожи, а я не отвожу взгляд от лица Геранта и ищу, исступленно ищу то же выражение, что было у тех ублюдков в трущобах.
Если найду — пристрелю на месте.
Над головой что-то хлопает, и на плечо опускается зыбкая черная тень. Пронзительное «кар» прошивает ухо мелкими иголками.
Двоедушник может приказать ворону напасть?
— Ши.
Его голос — как сахар, треснувший под подошвой сапога. Раскрошился, разлетелся в стороны крохотными крупицами.
Сталкиваемся взглядами, высекаем искры из воздуха, а в горле — горький ком, потому что Герант напрягся и замер, будто к удару приготовился.
— За тобой, — шепчет он одними губами и тянется к дробовику.