За госпиталем хорошо видна высокая защитная стена, окружающая поместье и всю территорию, принадлежащую Северу.
И первое, что я слышу, оставив челноки и людей за спиной, — треск. Так трещит хитин, стоит наступить на жука.
Гестас стоит за спиной, и его тяжелое дыхание и тихое поскрипывание брони кажутся оглушительными, почти сверхъестественными. Под ногами крошатся мелкие камешки и пыль, а все вокруг — совершенно нереальное, потустороннее и чужое.
Как быстро родной дом может стать чужим. Поразительно, что происходит это в мгновение ока, за один единственный взмах ресниц.
На стену обрушивается удар.
По желтоватому камню бегут тонкие трещины, расцветая тут и там паучьей паутиной.
— Их слишком много, капитан, — шепчет Гестас, но в его голосе нет страха — только готовность встретить врага.
— Мы не сдвинемся с места, пока челноки с людьми не покинут планету.
Гестас кивает. Он бы не посмел ослушаться приказа.
На этих кораблях его семья, и отступить — значит, обречь их на верную, мучительную смерть.
Первые камкери переваливаются через стену и падают вниз, как мешки с трухой. Они поднимаются рывками, похожие на кукол, которых дергают за ниточки.
Тонкие фигуры покрыты прочными хитиновыми панцирями, вытянутые головы напрочь лишены волос, заостренные уши мелко подергиваются. Безгубые продолговатые рты полны игловидных клыков.
Тварям не нужно оружие — острые пятидюймовые когти могут вскрыть броню, как консервную банку, и достать оттуда хлипкую человеческую плоть.
Иногда — для убийства. А иногда — и для кое-чего похуже.
Стискиваю зубы и наблюдаю, как существа сбиваются в группы, замирают всего на секунду, прежде чем заметить копошащихся людей и броситься вперед.
Бесшумно.
Камкери общаются друг с другом телепатически и нападают молча. Они не издают ни боевых кличей, ни яростных криков или рычания. Их атаки проходят в тишине, которую нарушает только скрип хитиновых пластин.
Шелест брони и клацанье сотен пастей меня подстегивает, наполняет вены огнем неудержимой ярости, и я крепче сжимаю клинок, собираю по крупицам остатки сил и готовлюсь принять удар.
— Защищаем челноки! — ору, срывая голос, до саднящей боли в горле. — Не подпустить ни одного ублюдка к спасательным кораблям!
Достав из набедренной сумки две сферы, я бросаю их себе за спину и чувствую, как там «разворачивает крылья» защитный голубоватый барьер, отделяя живую смертоносную волну от последних челноков.
Камкери несутся неумолимо. Хищники, бездумные убийцы, подчиняющиеся только одному инстинкту; и голод, сверкающий в их глазах, говорит мне больше, чем хотелось бы знать.