Я никогда не была спесивой, не кичилась своим положением и охотно играла с детьми наших слуг. Я не считала, что я чем-то лучше их.
Сейчас стало понятно, что я гораздо, гораздо хуже. Как сказала Катриона, я наверняка незаконнорожденная. Я понимала, насколько это ужасно. Когда у одной из незамужних горничных родился ребенок, ее с позором выгнали из замка. Ребенка же и вовсе отдали в приют.
Меня тоже могли отдать в приют. Или просто оставить на улице, где я замёрзла бы или умерла от голода.
В тот же вечер я пришла к герцогу – расстроенная, в слезах. Рассказала обо всём без утайки. И задала один-единственный вопрос – это правда?
Еще была надежда, что отец (а я всегда считала его отцом, и он всегда относился ко мне точно так же, как к Вивьен или Артуру) посмеется и велит выбросить эти глупости из головы.
Но он побледнел и кивнул. А потом усадил меня к себе на колени и крепко обнял.
– Да, дитя мое, это правда. Я не хотел, чтобы тебе стало известно об этом, но понимал, что рано или поздно это произойдет. Слишком много людей знают эту тайну.
– Как я попала в ваш замок? – прошептала я.
– Тебя, завернутую в теплый платок, ночью оставили у ворот. Твой плач услышал садовник утром. Он-то и принес тебя в замок. Ты была совсем крошкой.
– И вы не знаете, кто моя мать?
Про отца спрашивать не было смысла. Если бы у моей матери был муж, она не бросила бы меня как кукушка.
Герцог покачал головой:
– Нет, не знаем. Она поступила дурно, бросив тебя, но кто знает, какие обстоятельства толкнули ее на это. Быть может, она понимала, что не сможет прокормить тебя. В любом случае, хорошо, что она не оставила тебя где-нибудь в лесу.
Я всхлипнула, уткнулась ему в плечо.
– Ты не должна расстраиваться, Алэйна! То, что по крови ты не наша дочь, ничего не меняет. Мы с герцогиней всегда это знали, но разве мы не были для тебя заботливыми родителями?
– Были, монсеньор, – выдохнула я.
А он легонько щелкнул меня по носу.
– Не смей называть меня монсеньором, Алэйна! Для тебя я по-прежнему отец, запомни это! Как только я увидел тебя, я сразу решил, что мы воспитаем тебя наравне с Вивьен. И разве хоть когда-нибудь я делал различие между вами?
– Никогда, – признала я.
– Значит, ты не должна думать об этом. А с Катрионой я поговорю. Она – всего лишь экономка и не имеет права обсуждать хозяйских детей.
Я представила, что бедняжку выгонят на улицу и испугалась:
– Нет, пожалуйста, не надо! Уверена, она сказала это не со зла!
Он улыбнулся:
– Ну что же, хорошо. Но мне кажется, я должен поговорить с Вивьен. Пусть хотя бы она узнает правду не от слуг.