— Сама главврач? — присвистывает он. — Что же ты такого натворила?
— Иногда, Ваня, достаточно ничего не делать. Знаешь, почему люди часто разочаровываются? Они много ждут от других. От меня тоже ждали.
— И ты разочаровала?
Я провожу рукой по голове и улыбаюсь:
— Не то слово. Но наказания не получилось, она ошиблась. Я не боюсь выглядеть смешной перед ними.
— А перед кем боишься? — задает он следующий вопрос, но я не отвечаю застрявшее во рту: «Перед тобой», проглатывая слова. Спрашиваю вместо этого сама:
— Со мной ночевать с чего решил?
— Не с тобой, а в своей квартире, — усмехается Ваня, и я краснею. — Поссорились.
— Часто ссоритесь?
— Для того чтобы часто ссориться, нужно часто видеться. А я дома почти не бываю.
На этом разговор прекращается, и я очень жалею, что не успела задать все интересующие меня вопросы. Присутствие рядом Ивана действует одновременно и успокаивающе, и волнительно: я засыпаю умиротворенной, понимая, что он лежит в трех метрах от меня, и стоит только шагнуть навстречу — и мы окажемся рядом.
В два часа ночи нас будит телефон. Ваня вскакивает, хриплым голосом отвечает на звонок, а я свешиваюсь с дивана, прикрывая голые плечи сползающим одеялом.
— Скоро буду, — заканчивает он разговор и начинает собираться.
— Можно с тобой? — вдруг заявляю, быстро садясь, чем вызываю удивление полицейского. Иван включает свет, я закрываю глаза рукой. — Это же то самое, да? Новая жертва?..
— Похоже. Три минуты на сборы.
Я успеваю.
Машина мчится по пустым предрассветным дорогам, я даже не смотрю в сторону спидометра, сжимая ручку двери. Деревья и фонарные столбы хороводом проскакивают мимо, Иван молчит, держа руль одной рукой, а второй безостановочно поднося к губам сигарету. Я протягиваю ладонь, и полицейский выбивает из пачки одну для меня, кидает зажигалку на колени. Приоткрываю окно со своей стороны, чувствуя, как каждая затяжка отдается слабой болью в пустом желудке. Я могу и не курить, но ощущаю причастность, когда мы оба молчим, занятые процессом.
Через четверть часа мы оказываемся на месте. Мужчина выходит из машины, громко хлопая и предупреждая, чтобы не совалась без его ведома, но я уже и сама не рада, что поехала с ним. Мне страшно.
— Ключи оставляю в замке.
Откинув сиденье назад, слушаю в открытое окно долетающие обрывки разговоров.
— Иван Владимирович! — обращается кто-то к нему, дальше — крик: «Доронин приехал!» и слова, слова, непонятные слова. Точнее, я понимаю их смысл, каждого по отдельности, но в общее они не складываются.
В четвертом часу утра становится совсем светло, но еще прохладно: свежий ветер поддувает в окно, и я перебираю пальцами, просунутыми над приспущенным стеклом, словно пытаясь его поймать. С момента приезда проходит сорок одна минута.