«Не нравится она мне». «Кто такая?». «Уж не…»
— Ты чего тут? — удивляется Иван, целуя ее в губы быстрым касанием, а я чувствую, что сердце вот-вот остановится, будто на глазах чужая женщина крадет нечто, принадлежащее только мне. «Жена», — пронзает мысль. Я сразу чувствую себя замарашкой, ловя насмешливый взгляд супруги Доронина. Как она видит меня: стрижка, как у тифозной детдомовщины, ни грамма макияжа, синяки под глазами. Фигуру, скрывающуюся под платьем, Яна разглядывает детально, будто фотографирует на память, особо задерживаясь на груди и голых коленках.
— По делам пробегала. А ты все со своей… возишься? — лишь только мое близкое присутствие заставляет ее сдержаться на слове «дурочка», а я пялюсь на нее исподлобья, мечтая сотворить с ней что-то мерзкое. Голоса вторят, рисуя кровавые картины, так свойственные им, но я не в силах заставить их молчать.
— Янка, — строго произноси Иван, но та лишь хмыкает:
— Ладно, ладно, милый. Подкинешь домой? Я на своих двоих, утомилась на жаре.
— Садись.
Доронин распахивает дверь перед Яной, вызывая ощущение ненужности, но потом поворачивается:
- А ты чего застыла? Прыгай, — и распахивает заднюю дверь.
Яна изящно приземляется на переднее сиденье, я устраиваюсь сзади нее, испепеляя затылок тяжелым взглядом. Прежде, чем мы успеваем тронуться, Доронина оборачивается ко мне:
— Лифчик не подошел, что ли? Соски прятать надо, дорогая, ты уже не в псикушке, среди нормальных людей так не принято.
Яна успевает развернуться и сесть ровно до того, как Иван, докуривающий очередную сигарету, устраивается за рулем.
Я не отвечаю, делая вид, что ничего не произошло, только прекрываюсь пакетом с одеждой, в которой попала в больницу. Ее замечание оставляет неприятное послевкусие, будто окунули лицом в грязь.
Я ревниво наблюдаю за тем, как ведут себя двое на передних сидениях. Мне должно быть стыдно — она его жена, а я никто, однако веду себя так, будто застала с любовницей. «Это никуда не годится», — печально вздыхаю и запрокидываю голову, глядя в окно, и стараясь не слушать их беседу. Вряд ли можно заставить чувствовать меня еще более чужой, чем сейчас.
— Хочу сегодня приготовить рулет на вечер. Хоть с ним и много возни, но ты так его любишь. Во сколько освободишься, Вань?
В интонациях — мед и сахар, и хочется закрыть от нее уши, заткнуть пальцами и бубнить что-то свое, ощущая лишь внутренние вибрации собственного голоса.
— Понятия не имею, ты же знаешь, что новое тело нашли.
— Ой, опять ты о своих покойниках, — я не вижу, но чувствую, что Яна манерно морщит нос. — Давай о чем-нибудь другом, более приятном.