«Ну и не надо нам этого».
«Так, что ли, плохо тебе живется?»
«Гони ее нафиг, такие сначала обещают, потом в кусты».
Я заваливаюсь спать, понимая, что последние сутки были тяжелыми не только физически, но и эмоционально.
Три часа сна почти не прибавляют сил, но делают чуть спокойнее. Я готовлю себе ужин, разбирая купленные Ваней продукты, и иду выкидывать скопившийся на кухне мусор, куда запихиваю и коробку с бабочкой Морфо дидиус. Смотреть на нее по-прежнему противно: даже два увиденных за последние дни трупа не делают меня менее чувствительной в своей неприязни ко всем насекомым.
Возвращаясь обратно, я замечаю знакомый джип напротив нашего подъезда, но не вижу в темноте номера. Мелькает трусливая мысль, что за рулем может быть кто-то иной, однако оклик Вани развеивает сомнения:
— Долго будешь машину разглядывать?
Я втягиваю шею в плечи, плетясь ему навстречу. Ноги, кажется, весят не меньше центнера каждая.
— Прогуляемся? — Иван выходит из тени подъездного козырька, и я понимаю, что он уже поднимался наверх, но, не застав меня, спустился обратно. Может, задержись я у помойки, мы и вовсе бы разминулись, оттягивая следующую встречу.
— Давай, — я подхожу ближе и неожиданно для нас обоих беру его под руку. — Чтобы не споткнуться, — поясняю я, убеждая скорее себя, чем полицейского.
Мы не торопясь покидаем двор, двигаясь в сторону парка. Навстречу нам почти не попадаются прохожие, только пару собачников с огромными овчарками без намордника, при виде которых я заметно напрягаюсь. Одна из собак подходит ближе, обнюхивая меня, и когда холодный, влажный нос касается ладони, я ойкаю, заставляя пса отшатнуться.
— Не бойтесь, она не кусается, — заверяет хозяйка, свистом подзываю к себе питомца, — Ика!
Виляя хвостом, овчарка не спеша подбегает к женщине, и та пристегивает поводок к ошейнику, притягивая любопытное животное ближе к себе.
— Ты боишься собак? — интересуется Иван, когда мы расходимся с ними.
— Не люблю, — признаюсь ему. — В детстве у нас жила дворняжка, — небольшая, жутко умная. Мама доверяла ей, оставляя меня на улице на попечение животного, как бы странно не звучало. Динка неотвязно рядом ходила, контролировала каждый шаг, рычала, если мальчишки задирали; когда я пыталась залезть на дерево или забор, хватала зубами за пятку — небольно, но ощутимо, — мол, дальше нельзя, Аня, рискованно. А когда я в первый класс пошла, природа свое взяла — Динка не стерилизованная была, убежала на пару дней, потом вернулась, но через месяц мы обнаружили, что она беременная. Щенят родилось мало — всего трое, и мертвые. Она их и языком пыталась в жизнь привести, и лапой подталкивала. Мама как обнаружила, так сразу и пошла хоронить, Динку в квартире заперла. Взяла коробку, сложила туда щенят, и закопала за домом, через дорогу, под березой. Динка все перерыла, искала детенышей, выла, как ненормальная, всех соседей напугала. Я со школы вернулась, дверь открываю — она пулей мимо меня. Я следом бежать. Когда родители нас нашли, мы под той березой лежали, возле раскопанной ямы, впятером — я, Динка, а между нами ее малыши мертвые, и грели их. Папа попытался домой завести, а собака его покусала, детишек своих охраняла, видимо. В общем, я в квартиру вернулась, а она уже больше — нет. С тех пор собак не люблю. Не хочу привязываться.