Няня вернулась и подала матери папку, в которой сверху был наклеен листочек с номером телефона врача и большими буквами сделана надпись “ОБЯЗАТЕЛЬНО МНЕ ПОЗВОНИТЕ!”. Мать достала телефон и набрала номер, указанный на цветном клочке бумаги.
— И что совсем никак? Ничего нельзя сделать? — спрашивала она у врача. — Это прискорбно! Крайне! — и сбросила вызов. Посмотрела на отца. — Ты слышал? — отец кивнул и перевел свой тяжелый взгляд на меня.
— Я не могу это так оставить, Мирослава! — заговорил он так холодно, что по телу побежали мурашки вперемешку с холодным потом. — Как ты могла так опозорить семью? Опозорить фамилию предков нескольких поколений?! — меня трясло мелкой дрожью, глаз на отца я не поднимала. — Ты решила, что стала взрослой?! Самостоятельной?! — я отрицательно помотала головой. Говорить сил просто нет. Как я и ожидала, мать в картинной позе сидела вытирала скупые слезы и не вмешивалась в монолог отца. — Я принял решение, Мира! Такого позора в семье Арефьевых не будет! — я вздрогнула и подняла на него покрасневшие от слез глаза. — У меня теперь только одна дочь! Она станет наследницей семьи Арефьевых.
— Ты не посмеешь! — зашипела на него мать, но он даже внимание на нее не обратил. Зато для меня вдруг все стало простым и понятным.
— А ты… — он жёстко хмыкнул — Я даю тебе сутки. Ты можешь собрать свои вещи. Все, что посчитаешь нужным, и исчезнуть из этого дома.
— Но как же… — попыталась вмешаться няня.
— Вы тоже можете собрать свои вещи. Ваши услуги тут больше не понадобятся!
— Папа — всхлипнула я — Но куда? Куда мне идти? Как же… — слезы снова лились крупными каплями по лицу.
— Ну, например, к тому, кто заделал тебе ребенка! И да, Мира, верни карту! Наличку можешь оставить себе, но карта — собственность семьи Арефьевых, к которой ты с этой секунды ни имеешь никакого отношения! Я больше не желаю видеть тебя здесь! Вас обеих! — и он ушел. Просто развернулся и ушел, оставляя трех плачущих женщин в огромной, сейчас даже слишком, комнате.
— Как же так, Мира?! — наконец очнулась мать. Она даже не вступилась за меня. Не защищала дочь. Единственную, между прочим! — в моей душе зарождалось новое чувство — гнев!
Я разозлилась на мать. Она просто сдалась. Она не стала бороться за меня, за отца, у которого, судя по всему, есть семья на стороне. Она просто сдалась. Я гордо подняла голову. Няня учила всегда держать лицо, даже в самой паршивой ситуации.
— Мне нужно собирать вещи — произнесла я как можно ровнее, развернулась и направилась к лестнице. Внутри все дрожало, я еле стояла на ногах, но упорно шла вперед.