И если он сейчас не вкладывал в свой голос, в свои интонации нечто большое, чем просто обсуждение концепта, то я вообще не знаю мужчин. Потому что даже мне в этот момент дышать стало тяжело, а уж когда он повернулся на своем кресле, словно случайно касаясь своей рукой моей коленки, я и вовсе замерла.
Одними только кончиками пальцев, вскользь, — движение словно случайное, но такое дурманяще-приятное, как обещание чего-то большего, — и это дублировались в его взгляде.
Так, Маша, а ну держи себя в трусах!
Я оттолкнулась ногой от его кресла, и мы разъехались в разные стороны. Достаточно, чтобы смотреть в один монитор, но уже не касаясь друг друга. Он понял, все понял в этот момент, но виду не подал. Вряд ли кто-то из присутствующих успел уловить то напряжение, что возникло между нами за последние пару минут.
Внутри еще где-то эхом отдавалось приятное ощущение от близкого соседства с ним, но, черт возьми, я же знаю, что мы — конкуренты. И либо идти до конца, либо сдаваться сейчас, принимая его как руководителя.
Что творилось в голове Пудовикова, оставалось для меня загадкой.
— Ее и так захотят съесть, потому что рекламу делаем мы.
Коля хмыкнул:
— Мне нравится твой настрой. Тебе самой что больше всего нравится? — кивнул он в сторону списка.
— «Маки и злаки», — ответила без запинки. — Скажи, я теперь с тобой все должна согласовывать?
Он снова повернулся ко мне, подперев кулаком щеку:
— С этим есть какие-то проблемы?
— Я бы назвала это неудобствами, — поправила я. — В последнее время мы обходились без лишних обсуждений, что сокращало цикл работы.
— Ну раз я пришел сюда, чтобы прокачать вас всех, то придется меня терпеть.
На этот раз Коля не улыбался, смотрел серьезно. Радужка темная — темная, почти черная, даже зрачков толком не разглядеть. Нужно было что-то ответить, а не просто пялиться на него, все еще помня, как пару минут назад его руки касались моей кожи. Все казалось нелепым и нелогичным.
— Ты видишь это так?
— Ты видишь это так.
Еще тише, чтобы слышно было только мне.
— Я не понимаю, о чем ты.
— Трусишка, — одними губами. Кровь прилила к лицу, точно меня прилюдно уличили в чем-то неприличном. Первой реакцией было отшатнуться, схватиться за пылающие щеки. А Пудовиков продолжал изучать меня, как нечто диковинное.
Ну нет, это уже было выше моих сил. Я поднялась, отодвигая с грохотом стул на место, и произнесла громко:
— Спасибо, Коля, за консультацию. Сразу все стало ясно и понятно.
— Обращайся в любое время, Маша.
Козел. Сектант. Бесит!
Мне понадобилось еще минут пятнадцать, чтобы охладиться. Я вышла в коридор, постояла возле кулера, выпила залпом два стакана воды, выдохнула. Понаблюдала в окно, как возле курилки топчется народ, не расстающийся с сигаретами даже в такую жару.