Даже стало жалко её, чувствуя в руках её подрагивающее тело. Она дёрнулась, пытаясь вырваться, и я не стал держать, выпуская из своих рук. Сейчас она не привлекала к себе внимания как в ту ночь. Была какая-то холодная, отстранённая и похожая на мертвеца. Не было того тепла и огня, исходящее от неё тем вечером.
Овечка забилась в угол салона, смотря сквозь меня своими большими голубыми глазами. Её плечи подрагивали, и казалось, что сейчас сломать её будет проще простого. Если показать Дэймонду девчонку в таком состоянии, он уже будет в подвешенном состоянии. Но если честно, такая она мне не нравилась.
Говорю ей успокоиться, потому что пока не собирался с ней ничего делать. Изгаляться и так над надломившейся душой не было никакого желания. Особенно зная, что, скорее всего она стала такой из-за меня. Хотя, кто его знает, что с ней случилось за эту неделю?
Её губы подрагивали, и она немигающим, пустым взглядом уставилась на спинку кресла, погружаясь в свои мысли. Смотрела, не моргая, пуская слёзы из глаз, не обращая на меня никакого внимания. Да-а, запущенный, однако случай.
Тяну к ней руку, чтобы успокоить её, но она резко поворачивает голову в мою сторону и кричит, закрывая уши ладонями. Морщусь, потому что ненавижу, когда девушки впадают в истерику и визжат так, будто её режут. Эта явно была не в себе.
– Эй, дай воды, – обращаюсь к охраннику на переднем сидении, и тот подаёт бутылку с водой. Открываю её и выливаю овечке на лицо. Та захлёбывается, открывая рот, но уже перестаёт кричать, начиная прикрываться от потока жидкости. Вода смешивается с её слезами, падая на белоснежную рубашку, которая мгновенно облепливает её стройное тело. Даже через ткань отчётливо вижу слишком сильно выпирающие ключицы и маленькую упругую грудь, спрятанную за тканевым лифчиком.
Девчонка убирает руки с лица, тяжело дыша. Глотает воздух и поднимает на меня свой шокированный и одновременно запуганный взгляд. Сразу же даю ей лёгкую пощёчину, чтобы очухалась до конца.
– Легче стало? – спрашиваю, наблюдая, как Рози недоуменно хлопает своими длинными ресницами, а потом кивает, обхватывая себя руками.
– Зачем? – шевелит губами, но я не понимаю её вопроса. Выгибаю бровь и она, прочищая горло, поясняет: – Зачем ты снова появился в моей жизни?
Ухмылка сама появилась на моих губах.
– Поговорим дома, – отвечаю, откидываясь на спинку кресла. Не хотел смотреть на два упругих холмика под тонкой рубашкой, потому что боялся опять сорваться. Можно было бы потрахаться с ней, но явно не в машине. Особенно учитывая то, что она сейчас была сама не своя.