– Было, только очень давно, в юности. Всего один раз. Тот мужчина, Игорь, он очень меня любил. Страстно так, физиологично. Эта любовь была как болезнь. Он тоже говорил, что хочет меня съесть. Перецеловывал все пальцы на моих руках и на ногах, держал их во рту, покусывал, сосал. Жутко возбуждающе. И в то же время страшно. Мне всегда было с ним страшно … и волнующе. Словно по краю обрыва ходишь.
– И что с ним стало? С ним и с тобой?
– К счастью, я тогда уехала в Москву учиться. А он остался. Он служил в армии и не мог поехать со мной. И хорошо, потому что все это закончилось бы трагедией. Он ревновал меня дико. Сцены устраивал. С оскорблениями, с криками и слезами. Я всегда боялась, что он не сдержится и ударит меня. Изобьет. Или изувечит. Чтобы на меня никто больше не смотрел.
– О, черт! Вот это страсти!
– Да, самой странно все это вспоминать.
– И чем все кончилось? Он успокоился?
– Он погиб. У них в части сбежали дезертиры с оружием. Их окружили в сарае, где они прятались. Приказали сдаться, а те стали отстреливаться. И Игорь попал под шальную пулю. Говорили, что он как-то глупо и не вовремя поднялся из-за укрытия. Вот так… Но это все слишком давняя история…
Но почему-то эта «давняя история», уместившаяся в пересказе в несколько фраз, поразила Сашу. Особенно удивляло, что случилось это со спокойной, уравновешенной Ланой, которая и голоса-то никогда не повышала. Любовь, страсть и смерть. Саша еще никогда не переживала чужой смерти. Слава богу, все ее близкие – родители и даже деды с бабками были живы и здоровы. Пока целых два поколения отделяли Сашу от страшной бездны небытия. И в то же время она понимала, что рано или поздно ей придется пережить свою первую потерю. И заранее страшилась этого опыта.
– А что ты чувствовала тогда, когда он погиб?
– Трудно сказать. Стыдно признаться, но было даже облегчение. Эта безумная страсть Игоря… Она была… как мина, на которой можно подорваться в любой момент. Он сам мне рассказывал, что есть такие мины, на которые, если наступишь, то сойти уже нельзя – разорвет.
Но он был близким мне человеком. Я любила его. И все это оборвалось. Понимаешь, одно дело, когда разрываешь отношения, уже изжившие себя. Ты сам принимаешь решение, это твой выбор. И совсем другое – трагический конец. Тут и жалость, и чувство вины, которую уже не искупить… И непоправимость всего случившегося. В смерти есть что-то ужасающе окончательное. Все поправимо, кроме смерти.
Я вдруг осознала, что Игоря никогда уже больше не будет. И вместе с ним умерла часть меня. Та «я», которой я была с ним. Понимаешь? Потому что ни с кем другим я уже не смогу быть такой. Такой молодой, беззаботной… полной надежд. Все это умерло с вместе Игорем. Он словно забрал с собой то, чем владел. И когда я плакала над его гробом, я плакала и о себе. Больше никогда в жизни я не рыдала так горько. Вот вроде бы мы уже расстались… И все надежды на совместное счастье давно разрушились… А все равно понимание этого пришло только со смертью Игоря. Смерть – это точка невозврата. Вот так.