Он тоже желает ко мне прикоснуться.
Но едва ли это значит, что ему не хотелось бы этого с другой…
Вскинув голову, я сделала еще два шага, и остановилась прямо напротив. Подтянула простынку, и максимально холодно произнесла.
— Я хочу домой.
Чит дернулся, будто эти слова причинили ему боль.
— Солнце…
— Домой! Или я не ясно выразилась?
Слова прозвучали, будто чужие, но я не отвела взгляд. Мне нужно было показать ему, что меня нельзя просто запереть, не считаясь с моим мнением. Я хотела домой, хотела вновь чувствовать себя в безопасности.
Даже если эта безопасность заставит меня выть от боли.
— Аглая, я отправлю тебя домой, честное слово. Но сперва мы позавтракаем и поговорим. Спокойно, как взрослые люди. Идет?
Сердце болезненно сжалось от небрежного «я отправлю». А он на Землю не вернется? Или решит провести здесь отпуск до конца?
Кивнув, я с невозмутимым видом уселась в глубокое кресло. Ни за какие богатства я не вернусь обратно в кровать, где в полуобнаженном виде сидит он!
Чит чуть покачал головой, затем подошел к столику, и придвинул его ко мне. На нем уже стоял приготовленный поднос с тостами и фруктами.
— Давай сперва перекусим, — попросил он, присаживаясь рядом прямо на пол.
— Предпочитаю решать дела до приема пищи, — упрямо произнесла, стараясь на смотреть на гладкую кожу, которую, я знала, так приятно ощущать под губами.
— Аглая, я и так абсолютно безответственно относился к твоему питанию в автосервисе. Можно хотя бы в своем доме я накормлю тебя вовремя?
От того, каким тоном были сказаны эти слова, все внутри напряглось, и потянулось навстречу Читу.
Но внешне я лишь позволила себе легко кивнуть, и неспеша приступила к еде. Пусть он хоть трижды проявляет чудеса заботы и внимательности, это не перевесит вчерашнего.
— Спасибо, — спустя десять минут произнесла я, отодвигая от себя чашку с недопитым чаем.
Заметила, что сам парень даже не прикоснулся к еде. Прежде я бы обязательно настояла, чтоб он съел что-нибудь, но сейчас не стала.
Не хочет — значит, не надо. А у меня еще осталась гордость, которую хорошенько подпитывала обида.
— Ты хотел поговорить, — напомнила, так как решила, что молчание затянулось.
— Да. Я хотел попросить прощения. То, что было вчера… Я сорвался, Аглая. Я не имел права тебя трогать, и не хотел причинять боль…
— Мне не было больно.
— Физически, наверно, нет. Но я о другом.
— И о чем же?
— О том, что произошло у ребят. То, что ты услышала, и то, как я на это отреагировал. Все вместе это выглядит как какой-то бред, сам не понимаю, что на меня нашло. Аглая, солнце мое, прости меня. Обещаю, что подобного не повторится.