Иногда у человека происходит момент в жизни, когда ему нужно остановиться. Остановиться, повернуться, подумать о том, что привело его сюда, к этому ужасному дню или этой мерзкой ситуации, из которой просто так не выпутаться.
Проще говоря — перезагрузиться. Иначе никакая нервная система не может выдержать такого накала.
Моя уж точно — несколько ночей без сна, злые и жестокие слова Царева, увольнение по его указке…
Нет, нервы были натянуты до такого предела, что могла просто-напросто оборваться и…
Нет, нет! Не хочу и не могу больше ни о чем думать!
Никаких мыслей! От них уже голова кипит, ни к чему хорошему такое ужасающее перенапряжение привести не может.
Я медленно бреду по улице и останавливаюсь у вывески, горящей неоновыми буквами. Они манят, обещают забвение и спокойствие. Именно то, что мне сейчас нужно…
«Бар».
Вхожу в полутемное помещение, оставляю в гардеробе пальто, и, подумав, снимаю представительный пиджак — рабочую робу, в которой теперь нет никакой необходимости. Все, теперь я снова безработная женщина, без особых перспектив и с ужасающей усталостью в груди.
Поправляю перед зеркалом бежевую кружевную тонкую маечку, юбку — карандаш с довольно большим разрезом сбоку и, цокая шпильками сапожек, прохожу к барной стойке.
— У-у-у, — раздается сзади восхищенное, истинно мужское.
Отмахиваюсь от внимания, как от назойливой мухи.
— Мне виски, пожалуйста.
Бармен тут же оценивающим взглядом проходит по моим обнаженным плечам, рукам, ныряет взглядом в откровенное декольте и остается доволен увиденным.
— Минуту.
У меня есть пока только одна цель — выпить, забыться, чтобы потом пойти на амбразуру под названием «Царев» с гордо поднятой головой. Пока же я не готова с ним видеться, говорить, взаимодействовать. И потому, получив результаты анализов, в которых и без того была уверена на тысячу процентов, я разрешаю себе небольшой перерыв в этой войне.
Сто грамм.
Музыка становится веселее, мне хочется танцевать, расслабиться, отдаться на волю мелодии!
Сто грамм.
На самом деле, жизнь — не такая паршивая штука, как может показаться поначалу. Все тайное рано или поздно станет явным!
Сто грамм.
Эй, а этот бармен вполне себе ничего. Что? Познакомиться? Ну…Я — Ева!
Сто грамм.
Ой, кажется, у меня начались галлюцинации. Хи-хи-хи. Кажется, что в бар вошел никто иной, как сам Царев Дмитрий Александрович, собственной царской персоной. Он медленно обводит недовольным взглядом помещение, и мне почему-то становится неуютно. Оглядывает танцпол, где уже танцуют две девчонки и мужчина с пивным брюшком, несколько столиков, занятых парнями в костюмах и при галстуках, переводит взгляд на бар.