Эта дорога, этот бьющий в лицо ветер, твердость и тепло тела Рэя под пальцами, его неповторимый запах, все это она хочет оставить навсегда в своей голове, в своей памяти. Как самое лучшее, что с ней происходило когда-либо.
А потом они приезжают. На то самое место, где жарили барбекю неделю назад. В будний день тут, как всегда, пусто. Рэй снимает шлем с себя и Керри, ссаживает ее с байка, опять глубоко и уже очень нежно и неторопливо целует. Это до того потрясающе на него не похоже, что Керри дуреет от контраста. Стонет, подается к нему всем телом.
- Малыш... Я должен тебе сказать... - бормочет Рэй, расстегивая на ней куртку и блузку заодно, добираясь до белья и облизывая сухие губы, - все получилось, малыш, как я и обещал...
- Потом, - Керри смотрит в его серые глаза, которые когда-то пугали, вызывали оторопь. А теперь она видит в них столько любви и нежности, что ей даже слова не нужны дополнительные. Ее кошмар не умеет говорить. Он умеет действовать. - Потом все. Потом.
Рэй смотрит на нее, а затем резко подхватывает на руки и несет в беседку.
И, когда Керри уже лежит на столе, обхватывая ногами своего мужчину и охает от первого, самого жадного, самого острого проникновения, ей даже не приходит в голову, что это общественное место, и что их могут застать, и будет стыдно. Потому что не будет. Потому что безумным не бывает стыдно. Рэй тяжело обводит ее распластанное тело ладонями, сжимает грудь, совсем не нежно, не умеет нежно, только учится еще, но Керри и такой ласке рада, открыта, подается к нему, уже не постанывая, а вскрикивая от каждого сильного движения в себе, смотрит в темные глаза, жадно отслеживающие изменения в ее лице, и умирает, тонет в их общем сумасшествии. И это сладко, и порочно, и невозможно разнузданно. Но правильно. Единственно правильно. Рэй наклоняется, подхватывает ее, тянет к себе, чтоб быть ближе, чтоб почувствовать ее всю, угол проникновения меняется, становясь болезненней, и именно этого, оказывается, не хватает Керри, чтоб взорваться. Неожиданно и ярко. Она даже предупредить Рэя не успевает, просто кричит и бьется в его руках, и чувтсвует, как он ее догоняет, тихо и так возбуждающе матерясь. Он больше не молчит во время секса, напоминая бездушного робота. Нет. Он научился отпускать себя, научился забываться. С ней. Одновременно.
Они какое-то время прижимаются друг к другу, ловя взаимные спазмы удовольствия, а потом Рэй говорит, глухо и надтреснуто:
- Я тоже тебя люблю, Кер. Пиз**ц, как люблю. Сдохну без тебя, жить не буду.
А Керри только сильнее жмется, не пытаясь отвечать. Она ему уже все сказала. И он уже все понял.