— Проблема не в тебе, — говорит она, и я слышу, как ее голос дрожит от слез, хотя ее лица не вижу. Оно скрыто ее чудесными волосами. — Все из-за меня. Только из-за меня. Я сломлена.
— Ты само совершенство, — говорю я ей охрипшим от разочарования и переживаний за нее голосом. Моя пара страдает, и я не знаю, как это исправить. Никогда раньше я не чувствовал себя таким беспомощным, таким отчаявшимся. Подумать только, всего несколько минут назад я умолял своего кхая заявить на нее права. Но сейчас я испытываю облегчение оттого, что он молчит. Подчинение его призыву сейчас немногим бы отличалось от того, как ею воспользовались те, другие.
Я ни за что не возьму Ти-фа-ни, пока она сама не захочет отдаться мне.
— Даже после всего этого ты по-прежнему считаешь меня совершенством? — она смотрит на меня, и слезы текут по ее милым щекам. Мне хочется смахнуть их, но продолжаю держать руки по бокам.
Я киваю головой. Разве я могу в ней разочароваться? Как она могла так подумать?
— Ничто никогда не изменит моего отношения. У тебя хватило сил для того, чтобы хотя бы попытаться. Ты совершенна такая, какая ты есть.
Ее лицо морщится, и она снова бросается мне на колени, обвив руками мою шею. Уткнувшись мне в шею, она горько рыдает, прижавшись ко мне.
А я ей позволяю.
Все пошло ужасно плохо. Я так жаждал этого, а теперь я не чувствую ничего, кроме сожаления. Моя бедная Ти-фа-ни. Она боялась, что разочаровала меня, а все, что чувствую я, — это ярость на тех, кто, прикоснувшись к ней без ее согласия, нанес ей эти душевные раны, в исцелении которых я не решаюсь втягивать целительницу. Она плачет, и я позволяю ей цепляться за меня, как детенышу мэтлаков. Я стараюсь не прикасаться к ней, потому что не хочу, чтобы она снова сорвалась. От ее плача у меня болит сердце. Мне хочется, чтоб ради нее в моих силах было это изменить.
Ее руки впиваются мне в волосы, и она обливает мою шею своими слезами. Ее сапоги впиваются мне в ноги, но я не двигаюсь, потому что не хочу ее пугать. Она могла бы вытащить нож и воткнуть его мне в живот, продемонстрируй я силу. В этот момент я сам был бы для нее насильником.
Я принадлежу ей целиком и полностью.
Рыдания Ти-фа-ни стихают до легкой икоты, а она все еще прижимается ко мне. Я чувствую, как ее хрупкое тело дрожит возле моего, а у меня руки аж дрожат от желания обнять ее и утешить.
— Можно я тебя обниму? — спрашиваю я низким и хриплым голосом. — Просто, чтобы утешить тебя?
Я чувствую, как она кивает мне в плечо.
Я осторожно провожу рукой по середине ее спины. Она напрягается, но когда я дальше ничего не делаю, она постепенно расслабляется. Ее тело снова прижимается к моему, и я легонько обнимаю ее. Даже вот так просто прикасаться к ней, ощущая ее тепло своим телом, — одно удовольствие. До этого момента я не осознавал, как сильно по ней изголодался. Не быть рядом с ней — для моей души это сродни голодной смерти.