- "Бабка Фатинья, бабка Фатинья"!.. Заладил! Видал ты таких, я спрашиваю?
- Ладно, пусть, - охотно согласился Федька. - А чертики летучие есть. Бабка Фатинья сама видела, как они над кладбищем летали. Махонькие, с крылышками, как летучие мыши, только с рожками.
- Пионер называется - в чертей верит! - возмутился Степка.
- А видали вчера... - оправдывался Федька.
- Ладно. Айда! - прервал его Степка.
Мы пришли на кладбище.
Тихо здесь. Между могилок козы пасутся. Федька подозрительно покосился на них, признал коз бабки Фатиньи и успокоился.
В углу кладбища кирпичная, давно не беленная, с облупленными стенами часовенка. На железном куполке покосившийся крест. Стоит часовенка загадочная, притаившаяся, поджидает. Мы остановились и мнемся.
- Ну, айдате, - первым решился Степка. - Не век тут стоять.
Подошли ближе. Часовенка как часовенка, а жутко. День, солнце, а жутко. Опять заныло где-то возле пупка. Чего это такое? Как страшно, так возле пупка ноет.
- Где же молния стену прошла? - спросил Степка. - Следов нету.
- Правда-а, - лупнул глазами Федька, и они стали вылазить у него на лоб.
Над головой с писком прочертила косой след ласточка. Федька испуганно отшатнулся.
- Ты не пугайся, - подтолкнул его Степка. - И... нас не пугай.
Собрались с духом, открыли дверцу. Она таинственно заскрипела. Вошли в прохладную, с затхлым запахом воробьиных гнезд и плесени часовенку. Лицо щекотнула паутина.
Постояли на пороге, приглядываясь к полумраку. Федька чихнул, как из берданы выстрелил. И тут сверху что-то посыпалось, что-то просвистело мимо ушей - раз, другой, третий! Что-то маленькое, юркое и жуткое.
- Брысь! Нечистая сила! Чур-чуров! - завопил Федька и козлом сиганул к двери.
Мы шарахнулись за ним. В дверях застряли и суматошно толкались. Кучей вывалили из часовенки.
Опомнились за кладбищем.
- Чего орал? - спросил Степка, отпыхиваясь.
- Нн-ничего, а в-вы чего? - заикался Федька.
- Ты же первый.
- Нн-не-е, - заспорил Федька. - Это в-вы.
- Как - мы? - возмутился Степка. - Ты - первый. Чего орал?
- А чертики летели, крылатые.
- Какие чертики! - аж задохнулся от негодования Степка. - Разуй гляделки-то! Воробьи это!
Федька оторопел. Стоял и зевал открытым ртом, как чебак, выброшенный на берег. Потом заплевался и забуйствовал:
- Черти воробьи! Ух, аж сердце захолонуло!
Он прямо осатанел и требовал рогатку, чтобы извести всю воробьиную породу.
Наконец пришел в себя и стал сосредоточенно обминать шишку на лбу, которой разбогател, стукнувшись о косяк часовенковой двери. Шишка у него взыграла с гусиное яйцо. Отдышались, снова двинулись к часовенке.