— Все дело в наследии, — остановил степняк шквал моих вопросов. — Не пройдя очищение, его нельзя получить.
Мы подошли к плотной стене каких-то кустов. Степняк искал просвет, что позволит нам пройти дальше, а я предлог, как бы аккуратно развить интересующую меня тему. Ничего путного на ум не пришло, ограничилась нарочито наивным:
— Вот теперь мы плавно перешли к теме о наследстве.
Намек прозрачнее не бывает, но Варган решил его не услышать.
— Да и к городу призраков тоже, — ответил он и раздвинул ветки.
Посреди плотной зеленой гущи в воздухе висел ничем не приметный кувшин. Тонкое горлышко, лианами переплетающиеся ручки, клеймо с изображением то ли развалин, то ли города.
— Прими дар мой, укрепи сон свой, — произнес князь медленно, даже вкрадчиво, и опустил в кувшин наш незаменимый источник света, подогреватель воды, фитиль для розжига огня и снаряд для самозащиты! Он отдал заряд магострела. Я видела, что их осталось всего два, потеря второго была как удар в сердце.
Кувшин исчез вместе с зарядом. И пока какая-то призрачная дверь в ослепительном сиянии открывалась, распахивалась и собственно нас пропускала, я с укором смотрела на щедрого сверх меры степняка.
— А… а… как же моя ванна? Наш костер и…?
— С чем пришел, с тем ушел, Орвей, — хмыкнул он и подал мне руку. — Идем?
— Идем.
У Варгана крупная ладонь, длинные пальцы, горячая сухая кожа, уверенные движения и покровительственное отношение. Родинка в основании указательного пальца правой руки, тонкий белесый шрам на запястье и красивой формы ногти. Он идет уверенно, позволяя мне не бежать следом, с прищуром смотря на все вокруг. Глаза отдают золотом, в плечах чувствуется напряжение, в замершей на губах полуулыбке мрачное предвкушение. Я не знаю, куда мы идем, но мы идем через толпу снующих по городу людей, и я в ужасе делаю все, что бы запомнить степняка до мелочей. Потому что люди в этом клятом городе каждое мгновение меняются.
Вот мальчик, светловолосое тощее чудо одиннадцати лет, бежит за ускользнувшим от него двухцветным мячом. Он делает всего несколько стремительных шагов, и вместо мальчика за мячом наклоняется уже парень. Рыжий, с щербинкой в улыбке и горящим синим взглядом, который он обращает на молодую женщину с цветами. Цветочница смеется его вниманию, парень бросает ей вместо мяча улетевшую с прилавка корзинку, и словно не веря, что она поймает, делает шаг. Всего шаг, и вместо парня на углу низкого здания замирает мужчина. Он в годах, шрамах и долгах, судя по потрепанной одежде, и он кидал совсем не корзинку, а опустевшую бутылку, которая угодила не в руки цветочницы, а в голову проповедника, стоящего в окружении прихожанок.