Изменилось или нет? Все его предыдущие поступки приобрели подтекст, но не перестали быть дурацкими. Скорее наоборот, они стали выглядеть еще более странными. Если он так вел себя, испытывая симпатию, то каким бы был, если бы искренне меня ненавидел? Вообще бы с лица земли стер? Эта мысль в очередной раз подтверждала, насколько серьезно сбиты у него приоритеты. И Стас не мог всерьез рассчитывать на взаимность – только не после того, как всеми способами пытался меня оттолкнуть. Он и не рассчитывал, судя по его теперешнему спокойствию. Однако предложение сформулировал как-то хитро – дескать, или «смутилась», или «железная леди». Но ближе меня у него все равно никого нет, другие ему глаза на него самого не откроют! Так пусть и он смирится с тем, что меня ничего не смущает, а приятельствовать я буду с тем же рвением, с которым занимаюсь любыми задачами.
Через некоторое время я решилась, вернулась на прежнее место, улеглась головой на рюкзак и заявила:
– Знаешь, Стас, ты все-таки придурок.
– Кто бы сомневался…
– Подожди, договорю. Ты тогда сам придумал все эти невозможности, потому и не рассказывал. Еще бы до отъезда признался, я бы, может, к твоему возвращению дозрела до мысли…
– Некоторым как раз три года нужно, чтобы дозреть.
– Да почему ты постоянно перебиваешь? Я хотела сказать, что гипотетически мы в институте могли сойтись, если бы ты перестал вести себя нелюдем и обратился в человека. Правда, быстро бы разбежались. Потому что слишком разные. Но если ты думаешь, что меня остановило бы твое здоровье, то это чушь собачья. Если бы я тебя любила, то никакие аорты и вероятности меня бы не переубедили! И я бы тебе зубы выбила, если бы ты тогда заподозрил меня в жалости! Это ж насколько нужно меня плохо знать, чтобы предположить во мне столько милосердия?
– Ты только что обнадежила меня трехлетней давности, жаль, что ему уже пофиг. Обнять-то можно?
– Обнимай, все-таки по полу дует. Это я тебе на будущее сообщаю. Никто не будет любить тебя из жалости, Стас. И никого не остановит возможность рецидива, если любят. Мы, может, прямо сегодня здесь до смерти замерзнем – так при чем тут твой порок сердца? Или завтра кого-то автобус собьет.
– Звучит заманчиво. А может, дружеским сексом займемся? Ну, чтобы наверняка не замерзнуть. У тебя все равно личная жизнь такая, что рыдать хочется.
– Нет. Это уже лишнее, – подумав, ответила я. – Ты за мыслью моей следи! Весь этот бред не имеет никакого значения, потому что любить тебя будут за то, кем ты являешься! За тачки твои, за прикид стильный, за особняк за городом. Не веришь? А проверь на Весте – сообщи ей, что у тебя порок, посмотри, изменится ли отношение!