На вопрос отвечать никому не хотелось. Я несколько недель ее не видела, и теперь не представляла, как себя вести. Вероятно, когда-нибудь потом, когда все это закончится любым результатом, мы снова начнем общаться по-старому – просто с зарубкой в голове, что в один момент оказались друг другу врагами.
– Утречка, тещенька, – начал паясничать Стас, который всегда обращался к сарказму в острые периоды волнения.
– Нина Александровна, – поправила она холодно и добавила: – Зятек. Боря знает? Надеюсь, что да. Я стрясу с него максимально пышную свадьбу, раз такой расклад.
Ей бы все трясти – она даже удивления не выказала, а сразу принялась за расчеты. Я не выдержала:
– Что ты здесь делаешь, мам?
– Вызвали в качестве свидетеля. На ужин заходите, а то я Стаса много лет знаю, но в таком ключе еще не разглядывала.
И без дальнейших объяснений пошла в зал, мы сопроводили ее задумчивыми взглядами. Даже нас не привлекли, хотя мы непосредственно участвовали, а что могло потребоваться от нее?
Суд грозил затянуться на месяцы, такие процессы в один день не протекают. И слушать сухие отчеты было тоской смертной. Но именно в конце первого дня и началось главное действие, когда маму вызвали в качестве свидетеля… обвинения.
Я слушала ее, открыв рот и постоянно повторяя себе, что это не сон. Вполне вероятно, только Борис Игнатьевич и знал о ее участии… А вот Олег всего определенно не знал, поскольку его рот тоже открывался все шире от каждой новой детали.
– Нина Александровна, – сказал судья, – у вас есть доказательства перечисленных заявлений?
– Достаточно, – у нее интонация ни разу во время речи не изменилась – как была профессором, читающим лекции, так им и осталась. – В списке улик мы заявили об аудиозаписях разговоров с должностным лицом – Жильцовым Иваном Алексеевичем. По ним без труда можно установить факты промышленного шпионажа, недобросовестной конкуренции и предложения взяток ректорату вуза.
– Каких взяток?! – Жильцов заорал, несмотря на шепотки своих юристов. – Тогда и Стрельцова во взяточники запишите!
Мама посмотрела на него, как преподаватель на студента с кучей хвостов.
– Впервые слышу о том, что Борис Игнатьевич хоть раз настаивал на «неофициальном вкладе в развитие». Все его дотации оформлялись именно дотациями.
– Да вы же сами мне об этом говорили!
– Я? – она глянула на него поверх очков. – А у вас есть аудиозаписи? Потому что я подобного сказать не могла.
Судье часто приходилось стучать молотком, чтобы прекратить шум, а процесс теперь грозил растянуться на еще больший срок, чем мы вначале предполагали. Самыми тяжелыми обвинениями были угрозы нескольким сотрудникам – оказалось, что кроме Насти, конкуренты искали выходы и на других людей. Свидетель Бажина Анастасия Сергеевна подтвердила, что ей была передана круглая сумма и прямым текстом обозначено, что в случае отказа сотрудничать она «проблем не оберется». А это означало, что мы, всей огромной гурьбой, плавно перетекали уже в уголовное законодательство. Теперь было понятно, для какой цели мама обрубила все связи с Борисом Игнатьевичем и даже со мной, – ей должны были доверять. И она с бетонным выражением лица сама сливала Жильцову некоторые подробности, чтобы в ответ получить такую же откровенность.