Желание становится нестерпимым. Ахнув, я откидываюсь на подушки. Отбросив в сторону смущение, обвиваю ногами его талию крепче.
В моих глазах – сплошное вожделение. Просьба, мольба – только об одном – поскорее заполнить меня без остатка.
Не в силах сдерживать себя, он обрушивается на меня новой чередой горячих поцелуев. Не давая увернуться, нащупывает презерватив и дергает шелестящую обертку. Прижимает к себе крепче, и я чувствую, как он уверенно заполняет меня собой.
Вскрикиваю. Между ног все сжимается сладким спазмом, и я подаюсь ему навстречу. Он двигается все быстрее. Пронизывает меня толчками, заставляя комкать простынь и кусать губы.
Дыхание сбивается. Кажется, мне не хватит воздуха, чтобы принять все те ощущения, которые он мне дает.
Его руки сминают мою грудь. Он вдавливает меня в постель все сильнее, и я, возбужденная до предела, откликаюсь на каждое прикосновение. Вскрики, стоны, смятые простыни – есть только мы и наша страсть. Здесь, в полумраке спальни нет места чему-то другому.
Между ног опаляет горячая волна, и я ощущаю, как сжимаю его твердую плоть сладким кольцом, и взрываюсь. Чувствую внутри его финальные толчки – сильные, жесткие, и он буквально вбивает меня в простыни. Громко вскрикнув, я впиваюсь пальцами в его крепкие плечи. Он глухо стонет от наслаждения и замирает во мне.
Обмякнув под ним, я ощущаю, как тело наполняет расслабленное блаженство. Нет ничего слаще, чем лежать вот так, под тяжестью этого мужчины, вдыхать его запах и растворяться в наслаждении. Глаза закрываются сами собой. Не давая насладиться нашим уединением, меня затягивает коварный сон.
— Как здесь красиво!
Лиза с восторгом смотрит на берег. Спохватывается, подает ему обе руки, позволяя помочь ей спуститься вниз. Воровский улыбается и подхватывает ее за талию. Она вздрагивает, а следом ловит его взгляд и заливается хрустальным смехом. Он чувствует – ей нравится, когда он без предупреждения врывается в ее пространство и берет на руки.
На самом деле этим утром на сочинском пляже нет ничего особенного. Пустота, сырость и ленивое шуршание волн. Но если Лиза считает, что сырость и волны – красиво, значит, так и есть.
Воровский крепко держит ее за руку, пока они идут по гальке к самой воде. С той самой минуты, как он увидел ее в окне кухни в халате и с чашкой чая в руке, что-то изменилось. Она так вписалась в сценарий его жизни, что ее уже оттуда не вытравить. Не убрать. Брошенный несколько лет назад дом, который он решил продать, и вот – в нем у окна Лиза. А значит, дом ожил. И Воровский ожил. Потому что есть Лиза. Теплая, живая, нежная. Та, ради которой хочется совершать подвиги. Которую хочется любить. Хочется целовать ее, ласкать, до тех пор, пока не сотрутся страшные воспоминания из ее прошлого.