Мысли нахлобучились мне на голову, как мешок со скорпионами вместо подарков к новому году для непослушных детей. В чём я провинилась? Не понимаю.
Я села на кровать, хлюпая носом.
Скрипнула дверь с «кухни для бедных». Догадался, чёрт! Я подняла глаза. Артёмстоял передо мной. Прекрасный, как Мефистофель в лучшие годы. Без своей дурацкой улыбки, но всё равно не поймёшь, что у него на уме, тем более при этомтускло светящемся бра.
– Ты всё не так поняла, – сказал он и подошёл ко мне.
Без спросу сел рядом на узкую кушетку.
– Я считаю, что твоя подруга тебя подставила. Это всё, что я хотел сказать.
– Есть такое понятие – презумпция невиновности, – буркнула я, отодвигаясь. – Не слышал? Так вот – не доказано, значит, ты не преступник. И Женьки это тоже касается. И меня! Хотя какое тебе дело до таких низких подробностей? Это же стирка грязного белья! А стирать ты сам не привык. Звони в полицию!
Он нахмурился.
– Чего ты заладила: «Полиция, полиция»?!
– Ах, полиция не подходит, надо ФСБ звать? – огрызнулась я.
– Нет, никого я звать не собираюсь, – ошарашил меня Артём. – Я сюда не за этимприехал. Поэтому сами разберёмся. И пока пусть никто не знает о происходящем.
Я изумлённо посмотрела на него – он серьёзно? Даже не нашлась, что сказать.
– И ты не права: то что касается тебя, меня тоже касается, – вдруг заявил он.
– С каких это пор? – моргнула я.
– Вот с этих самых, – ответил он. И поцеловал меня.
* * *
Артём
Господи, до же чего же она была трогательна! Припухшие, обиженные губы. И глаза! Мне стало абсолютно всё равно, что она говорила. Лишь бы не плакала. Я быстро замотал в плед коробок с прослушкой и сунул под кровать. С глаз долой.
Придвинулся к Гаечке. Нашёл губами её губы и от одного прикосновения возбудился. Моё сердце забилось. Ладони сами наполнились мягкой, тёплой нежностью её грудей. Она отпрянула.
– Артём, Артём, не нужно... – пробормотала Гаечка и выставила вперёд ладони. – Ты подумаешь, что я...
– Не подумаю, обещаю, – ответил я хрипло и, мягко убрав её руки в стороны, поцеловал в шею. Голова закружилась. Гаечка шептала что-то ещё, но больше не отталкивала. А мне вообще уже нечем было думать. Я поймал губами розовую мочку уха с крошечной серёжкой, обнял покрепче, и Гаечка обмякла. Я принялся целовать её лицо, спустился к груди...
К чёрту сорочку!
Движением руки опрокинул Гаечку на простыни. И замер сверху. В одних трусиках она была восхитительна. Офигительно красива! Кажется, я так и сказал. Оназакрыла глаза. Смутилась и щёки порозовели. А мне стало приятно. Я ничего не знал о ней и сейчас не хотел знать. Казалось, что я у неё первый. Иллюзии былодостаточно.