Еще меня донимал ВВ.
Он начал разговор о Натали на первой же ночевке. Докопался как пьяный до радио «Спой. Ну, спой». Я рассказал, что знал и что думал об этой замечательной девушке. ВВ кайфовал от моих слов. И когда в очередной раз на него нашел любовный стих, я просто написал ему на клочке бумаги ее телефон. Он отцепился сразу же и ночами бродил по коридору, набираясь смелости, что бы написать ей. Еще одна жертва, мать ее, любви!
Я сам выскакивал по ночам в холл отеля, чтобы поболтать с Динь. Чего я только не плел ей в трубку! Она смеялась и это был реальный псалом для меня! Как-то я позвонил ей поздней ночью и она сонным голосом поведала мне о том, что дар «прочёл» Натали и она стала для Динь сестрой. Я был очень рад. Натали — это надежный человек. Это я ненадежный, потому, что сонный и нежный голос Динь ударил по моему либидо крепко. Я представил ее в постели и надолго выпал из жизни.
Как-то раз я встретил в коридоре Генри. Тот слонялся от стены к стене. Я должен был с ним поговорить.
— Штраубе, — я приготовился выложить как на духу, все, что должен был, — Я очень сильно хочу к Динь. Поэтому, я уделал твою команду.
Генри, как ни странно, не обиделся и ответил.
— Бес, я сам хочу домой. И сделал, все то же, что и ты, но поверь, старина, твоя победа была чистой, — и грустно так снова начал слоняться от стены к стене.
Уф, отлегло! Но, что с ним? Спросил и получил ответ, который меня почему-то не удивил.
— Знаешь, Марчелло, я вот тут подумал про Ирину… — забубнил громила.
Я достал свой телефон и скинул Генри контакт Строгановой. Долбаный купидон!
— Генри, раздави Исмаилова и ты дома! — и перелил в него часть дара.
Штраубе был и будет моим другом. Я готов был ради него на многое, даже отдать часть дара. Так просто силами никто не бросался. Но Генри это было нужно сейчас, и я просто помог. Помог так, как он помогал мне.
— Марк, — такого он не ожидал, и, сверкая серыми очами, благодарно обнял меня.
Сплошные розовые сопли!
Я еще долго смотрела в след автобусу, который увозил от меня Ина.
Его поцелуй меня просто убил. Я онемела, хотя и очень хотела ответить ему. Это было так. сладко. Так волнительно. Еще никогда я такого не чувствовала. Ни с кем. Колени мои дрожали и в животе кольнуло чем-то жарким, тяжелым и томительным. Это и есть то самое? Плотское? Желание?? Если да, то, что в этом такого непристойного? Это же так чудесно! Почему воспитательницы Санктум Эст обходили эту тему стороной, считая ее неприличной?
Я, конечно, кое-что знала об интимной стороне жизни мужчин и женщин. Но закрытая женская школа не давала мне возможности набраться опыта или хотя бы получить инфо от подруг. Все были такими же, как и я. Нет, не тиби. В Санктум Эст я была одна такая. Просто, все очень невинные. Почти монашки. Интересно, отчего тиби принято обучать в закрытых школах? Надо спросить у деды.