Потом, когда все было высказано и принято решение о временном воздержании (мать его!), мы долго трепались и смеялись. Я валялся на полу, на любимом мягком коврике, а Динь сидела рядом, сложив ноги по турецки. Ее коленка была рядом с моим носом. И я очень хотел ее поцеловать. Коленку. И Динь. Потом я уснул. И проспал до утра. Она ушла, положив мне под голову подушку и укрыв пледом. А на своей фотографии оставила, приклеенную скотчем записку.
"Инь, когда ты спишь, ты улыбаешься и говоришь «Динь». Не проспи сегодня. Фрол назначил игру! Люблю. Динь."
Хорошо, что я лежал, когда читал. Иначе хлопнулся бы в обморок от умиления. Чёрт, надо себе купить ручку с розовым пухом! И признаться, наконец-то, Ильичу, что я пою псалмы!
Я встал со своего коврика. Побродил по дому, ощущая непонятную, странную тоску и дурное предчувствие начало меня глодать. Я наскоро принял душ, прыгнул в каракатицу и поехал к Динь. Странно, но козявочка ждала меня у ворот.
— Инь! — она бросилась ко мне и обняла, — Ну, ты где так долго-то???! Я уже совсем тут замерзла и нервничаю!
Я отстранился сразу же, помня, что ей больно рядом со мной.
— Динь, я не знал, что ты ждешь. Если бы знал, то ночевал бы у твоего дома. Лучше, у тебя дома, конечно… — видимо, мои невеселые предчувствия были написаны на моем лице.
Обычно я «держал» лицо. Но, Динь, с ее невероятным «датчиком» внутри, сразу поняла, что я не в себе.
— Марк, что случилось? — ее голос сразу выдал ее панику.
— Пф… Ну, что могло случиться??? Все хорошо! — я как умел, принялся ее успокаивать.
— Инище, я вижу! Что не так?
Я стоял и смотрел в ее удивительные глаза. Я сам просил ее говорить со мной откровенно, так почему сейчас я не мог признаться моей любимой девушке, что мне плохо. Плохо до одури!
— Динь, предчувствие.
— Какое??? Что??? — она напугалась.
— Не бойся! Не смей! Я всегда рядом. Просто чувствую, что-то должно произойти. Динь, прошу тебя, не уходи… — вот последние мои слова были явно не моими.
Я понятия не имею, откуда в моей голове возникла мысль об уходе козявки, но я был на сто процентов уверен, что подобное может произойти! Сердце мое запрыгало, заметалось.
— Ни за что! Ин, куда я от тебя уйду? Я только о тебе и думаю… Я ни о чем и ни о ком, кроме тебя не думаю, — ее глаза стали огромными, голос дрогнул и я полез обнимать ее.
Прости, душа моя, я помню о твоей боли, но не могу удержаться!
Она цапнула меня за лацкан пальто и не хотела отпускать, я и сам не хотел. Мы стояли и стояли. Снег падал, таял на моих руках и на щеках Динь.
И как обычно, веселый нрав моей козявки победил тоску.