Мы снова встречаемся с Георгом, в смысле, с Офицером. Я приношу ему деньги — все те, что отец выдал мне на расходы. Брать деньги у Королевского палача мне стыдно, врать про порванный плащ и прохудившиеся ботинки тем более, но льер Лисовский никогда не попрекал меня деньгами. Давал сколько надо, даже не вспоминая, что я прошу на третьи туфли за последние два месяца. Братству деньги нужны всегда: сам Офицер из не самой богатой семьи, да и многие из наших мало чем могут помочь. Те же девочки Моховые, или Андрей Вознесенский — они, скорее, рабочие лошадки, чем спонсоры. Они всегда готовы отнести продукты нуждающимся, подлатать крышу в больнице (и Андрей, и Жанна с Женей — элементалисты), кого-то навестить, ободрить, перевязать раны. Наши ангелы милосердия. Я на такие дела совсем не гожусь, начинаю раздражаться, придираться, пытаюсь нищему найти работу, а убогому — придумать, как лучше обустроить жизнь. Я всё хочу, чтобы они все были сильными, забывая, что они не умеют. От слабости своей они в такой жизни и оказались. Не каждый может взять себя в руки, не каждый рожден крылатым, не каждому родители показали верный пример. Нельзя судить людей только потому, что они не такие, как один приютский мальчик, который лирр, но давно уже льер по заслугам.
Поэтому с недавних пор я «откупаюсь» деньгами.
- Софья, порой деньги нужнее, чем руки, - успокаивает меня Георг. — Ингредиенты для зелий стоят денег, оборудование тоже. Подкуп нужных лиц, уплата штрафов, обустройство конспиративной квартиры для встреч, еда и выпивка, в конце концов…
- Уплата долгов Криса Розова, да? — приподнимаю я брови.
- Уже знаешь, да? — уныло вздыхает Офицер. — Всем хорош Кристиан — смелый, дерзкий, умный, но если сядет за карточный стол — пиши пропало.
- У каждого свои недостатки. Непогрешимых не бывает.
- Ты права. Вина?
Я качаю головой, но зачем-то принимаю из рук молодого человека бокал с чем-то золотистым и пузырчатым. Игристое щиплет нёбо и нос, мне немедленно хочется смеяться. От второго бокала уже не отказываюсь, а третий буквально силой вырываю у хохочущего Георга. Вот чем мне нравится Селиванов — он умеет слушать. Через четверть часа я рыдаю у него на груди и рассказываю о своем детстве, когда я ощущала себя совершенно ненужным существом. Отец в разъездах, гувернантки постоянно меняются, бабка — мать отца — называла меня ублюдочным отродьем, разумеется, когда отец не слышал, и говорила, что я своим появлением сломала всем жизнь. Единственной, кто меня по-настоящему любил, была сестра отца, моя тетка Карин, но она тяжело заболела и умерла, когда мне не было и семи лет. Благодаря тетке, о раннем детстве сохранились хоть какие-то теплые воспоминания, хотя она и приезжала к нам только на зиму, а в остальное время жила в загородном поместье. Говорила, что не любит суету, природа, лес да речка ей милее.