— Крис, — убито прошептала я, понимая, что он прав в своем презрении. — Крис, я не хотела. Так получилось, поверь мне.
— Я так любил тебя, — с болью прошептал Крис. — А ты — моя жена — оказалась гулящей девкой, которая при первой возможности раздвигает ноги перед другим, — последние слова он произнёс с отвращением.
— Это не так, Крис, — убито прошептала я, но он уже ушел, а я без сил опустилась на пол. Из меня словно стержень вынули.
Глухие рыдания сотрясали. Стало так больно, как будто клещами раздирали нутро, а острыми зубами впились в сердце. Я скрючилась в комочек на холодном полу палатки, пытаясь спастись от боли.
Я понимала, что заслужила это презрение, — я не хотела, но снова предала. Но я могла все объяснить и он бы понял. Крис всегда понимал меня. И прощал. Нам надо просто поговорить.
Но весь путь до Зардана Крис игнорировал и избегал меня. Мы не смогли поговорить.
Когда наша группа вернулись в город-крепость Зардан, то я испытала еще одно потрясение.
Наступающему авангарду марилийской армии удалось взять форт Тиамон, расположенный лишь в трех километрах к северу от Зардана, оттуда марилийцы принялись бомбить город, и их бомбы попали в госпиталь и зарданский храм.
Мы въехали в крепость, уже зная, что нас ждет впереди. И все равно оказались не готовы к виду разрушенных стен Зарданского собора и разгромленного госпиталя, разрушенных зданий и трупов вокруг.
Зарданцы разгребали руины и вытаскивали погибших. Я молилась, чтобы мама осталась в живых, чтобы она не находилась в госпитале в то время, когда его разбомбили.
Руины разбирали очень медленно и тяжело. Мы присоединились к остальным. Наших раненых отнесли в другое место.
Крис, несмотря на свою серьезную рану, тоже присоединился к спасателям. Я видела, какой он стал бледный и мрачный. Вероятно, тоже переживал за графиню Тубертон.
— Лорианна, — услышала я тихий вскрик за спиной и резко обернулась.
Меня окликнула Элеонора Тубертон, которая бережно прижимала к себе маленький комочек. Когда-то безумно красивая и элегантная жена Джейсона сейчас выглядела ужасно. Худая, кожа да кости, со впавшими глазами, в старом платье, с тусклыми волосами, выглядывающими из-под теплой шали не первой свежести.
— Они обе были там, — устало произнесла молодая женщина. – Только зашли в госпиталь, когда марилийцы стали бомбить.
— Кто? – спросила я обреченно, словно не понимая, но предчувствие ужасной беды уже охватило меня.
— Твоя мать и графиня Тубертон, — глухо и с болью проговорила Элеонора. — Они были там, когда началась бомбежка.