Марилийцы никогда не узнают от меня, где артефакт, не смогут с его помощью поработить Тангрию. Значит моя Земля будет спасена, потому что тангрийцы будут до последнего сражаться за свою Землю.
А документы... Они пока тоже должны быть в надежном месте, чтобы, когда придёт время, вывести на чистую воду всех предателей Тангрии. И так получилось, что только я знаю, где они спрятаны.
Через некоторое время, наверное, примерно через час, начался переполох. Элеонора рыдала над телом Джейсона, и зарданцы поверили, что он мертв. Я тоже подошла к его телу и пустила несколько слезинок для пущей убедительности. Сделать это было несложно, я и так еле сдерживалась от рыданий.
— Тело нужно выдать марилийцам, — произнёс кто-то из окружающих людей.
Но тут Элеонора устроила такую дикую истерику, что люди в ужасе отшатывались от нее.
Молодец, подумала я. Она уговорила всех, что кремирует тело мужа, и марилийским свиньям достанется только его прах.
Закат приближался. Я сидела и грызла чёрствую лепёшку, когда вдруг услышала звуки знакомой музыки.
Растерянная, я оглянулась и увидела мальчика-подростка лет семнадцати, который вышел на середину зала с витарой в руках. Очень худой и изможденный, одетый с чужого плеча, он сделал несколько аккордов и заиграл знакомую мелодию.
Мелодию, которую сочинила я. Мальчик тихо запел, и многие голоса затянули вместе с ним слова грустной песни, моей песни, которую я сочинила для парней из группы «зелёных лучей», когда мы зимой сидели в лесу у костра и грелись.
Раньше мы мечтали о многом,
Смотрели далеко за горизонт.
Теперь же мы не знаем,
Что завтрашний день нам принесет.
Мы мечтали о чистом небе,
О цветущих лугах,
Мы мечтали о любви и о дружбе,
О простых вещах.
Что же вы, звери, сделали
С нашей Землей?
С нашими детьми и родителями?
С ним и со мной?
Зачем вы кровь проливаете
Нашу и свою?
Столько убийств совершаете
Тысяч людей в бою?
Раньше мы мечтали о многом,
Теперь все мечты неважны.
Осталась одна мечта на всех,
Чтобы не было войны.
Мальчик сыграл последние аккорды и решительно подошёл ко мне, со слезами на глазах слушавшую его игру.
— Спасибо, лера Тубертон, за эту песню и за то, что вы, как и другие зеленые лучи, спасаете нас, — проникновенно обратился он ко мне и приложил кулак правой руки к левому плечу, отдавая мне честь.
Я в смятении смотрела на него.
Элеонора Тубертон подошла к нему, встала рядом и тоже отдала честь, словно я была генерал, а не обычный рядовой солдат. Глаза ее были серьезны и печальны, в них тоже стояли слезы.
Остальные солдаты и обычные жители Зардана, женщины, старики и даже маленькие дети, все те, кто мог еще стоять на ногах, стали выстраиваться в две шеренги, образуя проход, через который нужно было идти к выходу из зала.