Я не была влюблена. Мне просто рядом с ним было спокойно. Он был не на много старше меня. По специальности – геолог, он периодически уезжал «в поле». Его рассказы дышали романтикой. Он вспоминал, как однажды в тайге, на тропе, он нос к носу встретился с медведицей. Кто из них испугался больше, не известно. Он убегал с такой скоростью, с какой только мог. Убежал. И, когда оглянулся, понял, что и медведица убегала тоже, только в противоположную сторону.
В те недели и месяца, когда он приезжал в Шатуру, и жил дома до следующего отъезда с какой-нибудь партией геологов, он работал на лодочной станции. На пирсе стоял деревянный домик, в котором было всё необходимое для жизни, и топчан, покрытый медвежьей шкурой, и стол, и скамейки, и примус, и посуда. Он коротал там время, когда не было желающих взять лодку на прокат. Я помню, как ребята ловили раков. Мы их ночью варили на костре в котелке. Если была удачная рыбалка, варили уху. В общем, я приобщалась с ним к романтике.
Ну, и, конечно, надо признаться, что в моей жизни он был первым моим мужчиной. Я не помню сейчас – где и как это случилось в первый раз. Мне это не было нужно. Просто у него хватило такта, терпения и нежности, чтобы помочь мне перейти тот рубеж, который я так боялась переступить. Где-то я думала – и чего всех тянет на эти, так называемые близкие отношения? Я не чувствовала ничего. Как – в том избитом анекдоте – «Лежать – то я ещё могу»…
Но, несмотря на мою фригидность (так, кажется, это называется – отсутствие чувственности?), мне нравилось всё остальное, окружающее нас. Он ласкал меня в своём домике на лодочной станции, когда мы лежали на медвежьей шкуре. Или мы вечером катались на лодке, разгоняли её, и, подобрав вёсла, с шуршанием врезались в камыши, и целовались там. А ночью где-нибудь причаливали лодку к пустынному дальнему берегу, где рядом была только ночь. Мы купались в тёплой воде, а потом лежали раздетыми на берегу, глядя в звёздное небо. А иногда мы занимались любовью у него дома, на полузакрытом балконе, на кушетке. Причём, на другой стороне улицы была пожарная охрана. И на высокой башне, которая возвышалась над ней, всегда находился дежурный с биноклем. Мы почти – что были уверены, что иногда он видит нас, и смеялись – пусть завидует.
Мы продолжали ходить вместе в драмкружок, к Вьюшкову Константину Васильевичу. Вместе, со всеми драмкружковцами, ездили со спектаклями по Шатурскому району. Срывали аплодисменты. Но, я всё равно не могла раскрываться на сцене до конца. Меня не покидало чувство скованности. Видимо, путь в артистки мне был «заказан»…