Музыка понравилась Вере с первых секунд. Сначала она расплылась в довольной улыбке, бессознательно наслаждаясь мелодией, но затем проснулось ее воображение, которое так же не могло остаться равнодушным. Оно начало рисовать ей различные картины – сначала радужные, пестрые, приятно волнующие душу. Но потом эти картины закружились в вихре, разнеслись по свинцовому небу ее сознания и отдались во власть грозовому смерчу.
Фантазия ее создавала сюжет для произведения, которое она сейчас слушала.
И Вера представляла: она представляла, какой была бы сейчас жизнь, если бы она вела себя с дочерью по-другому. И важна не вся их совместная жизнь, а хотя бы те последние деньки, когда все было как обычно. Может, если бы она чаще улыбалась дочери, разговаривала с ней ласково, а не сухо и отстраненно, если бы она попыталась к ней подступиться, может, даже поговорить, если бы пригласила ее в какое-нибудь кафе, нарочно взяла бы выходной, сводила бы ее в кино, все было бы иначе? Совсем иначе?
Чувство вины бременем осело на ее душу, и она, согнувшись пополам от этой тяжести, заплакала.
Никита не сразу заметил резкую перемену в ее настроении. Услышав всхлипывания, он сел перед ней на колени и взял ее за руки.
– Катя? Катя, что с тобой? Что такое?
Конечно, глупо было ожидать от нее ответа, но его пугало ее состояние. Вера извлекла свои руки из его рук, вытерла вспыхнувшее от стыда лицо и проворчала:
– Я в порядке.
Придя к выводу, что девочка не смогла окончательно оправиться после смерти матери, Никита терпеливо вздохнул и сказал:
– Я не буду выпытывать. Ох, – он украдкой посмотрел на табло, – через час прибудет поезд. Пойдем-ка сразу на перрон.
Вера отдала ему телефон и наушники. Подобрав свои сумки, она потрусила за широко шагающим к выходу Никитой.
– Купе?
– А ты что, думала, я заставлю тебя тесниться в плацкарте?
Никита, посмеиваясь наивности дочери, открыл дверцу и позволил ей войти первой в их ложу.
– И какие места?
– Нижнее и верхнее
– Как хорошо, – облегченно выдохнула Вера, кладя сумки на белоснежную койку.
После того, как они расположились, они постелили белье и достали необходимые вещи из сумок, чтобы, в случае чего, не беспокоить соседей, которых пока что не было.
– Пока никто не пришел, – Никита подошел к двери, – переоденься и, как поезд тронется, сходим в вагон-ресторан. Ты, наверное, проголодалась?
Вера кротко кивнула, не в силах даже описать, как терзал ее желудок уже несколько часов подряд.
– Я пока выйду позвонить по делам. Переодевайся.
Никита вышел. Вера выждала пару минут, а затем раскрыла сумку с Катиной одеждой. Выбор ее пал на желтое, как лепестки подсолнуха, платье – цвет, который так радовал глаза дочери и так раздражал глаза матери. Однако, желая полностью обратиться в Катю, Вера переступила через собственные вкусы и взяла это платье с собой. А сейчас она его наденет…