– Все хорошее, что было между нами, забыл, – грустно-задумчиво продолжала Маша, – Та женщина для него была, как игрушка для избалованного ребенка. Теперь я понимаю, что и как у них происходило. Ему нравилось быть для нее «настоящим матерым мужчиной», а дома ему выгоднее было оставаться слабым, больным, ни на что не способным, чтобы с ним нянчились.
– Калиф на час.
– Мишу устраивали эти роли, эта раздвоенность. Он знал, что для меня семья – главное в жизни, и считал, что я приму его любым. Его бесило, если я поднимала голову, возражала. А я хотела видеть в нем самостоятельного семьянина, любящего, заботливого мужа, отца. Не получилось. Видно, он таким родился, чтобы хитрые женщины вили из него веревки, а он при этом чувствовал себя счастливым и уверенным. Все его существование было направлено на собственное «я». Женщины – объект его желаний и потребностей. Они должны его любить или заботиться о нем, а он только влюбляться и использовать их. Или они его… Он же как «черная межгалактическая дыра», только поглощать способен. Неплохо в жизни устроился.
– Любовь тоже достаточно эгоистичное чувство, – заметила я.
– Любовь проявляет человека, но не изменяет.
– И женщины в семьях ведут себя по-разному. В моей лаборатории работали два доцента примерно одного уровня умственных возможностей. Так вот жена одного все делала, чтобы ее муж защитил докторскую, а у второго – думала только о себе, о своей по ее меркам счастливой жизни. Все домашние дела были на нем. Жизнь изобилует пороками. Это данность. И если мы впускаем в свою жизнь зло, то это наш выбор.
– Не всегда. Ты забыла о насилии и беззащитности. Злым проще жить? – спросила Мария.
– Не знаю. Но есть Бог. И каждый или к Нему идет, или от Него.
– Здесь не поспоришь. Если бы я изменяла мужу и не заботилась о семье, мы были бы на равных и его поведение, наверное, было бы для меня не очень обидным. И меня, может быть, устраивало бы такое положение дел, так называемое сосуществование. Хотя вряд ли… Неприемлемый для меня вариант.
Меня обижало, когда Миша мой труд в доме выставлял перед друзьями, как свои заслуги и давал понять, и даже подталкивал к тому, чтобы я еще и хвалила его. Я позже делала ему замечания, а он только отшучивался. В тот момент он казался мне ребенком с душой только начинающей пробуждаться. А он так и остался им…
– Это уж точно. За что ты его любила? Крикливый, придирчивый, сварливый как старая бабка. Позволь мне употребить это сравнение.
– Сначала он таким не был.
– Ты сама ничего от него не требовала, он не мог применить к тебе свои таланты обхождения, – осуждающе заметила я. – Надо было трясти его как грушу.