По ту сторону окна (Кальян) - страница 48
От домика, где жила тогда семья моего деда, до театра всего несколько кварталов. Вопрос пары минут. Мой дедушка пошел туда вместе с братиком, в роли группы поддержки. Он не особенно верил в успех операции «Матвей и его настойчивый пронзительный взгляд, прожигающий Седовласого», даже посмеивался над братцем, однако это действительно сработало. Именно на Матвея, а не на кого-то другого, указал директор своей высохшей от старости рукой. Сияя беззубой улыбкой, мальчик, под шумный вой разочарованной толпы, водрузил на плечо свой красный вещевой кулек, который вечно таскал с собой, и важной походкой продефилировал внутрь здания театра.
Дверь заперлась изнутри, зеваки стали расходиться. Раздался звук горна, и Алексей, убедившись, что представление началось, пошел домой, удивлять домашних новой выходкой своего брата.
Громкий треск раздался по всей округе. Звук доносился снизу по улице, со стороны театра, и он совсем не был похож на сигнал горна. Это был какой-то жуткий звук. Алексей почувствовал: надо срочно бежать к театру.
О, эта дорога была совсем не та легкая и быстрая, какую час назад он преодолевал вместе с братом. Казалось, будто тропа удлиняется с каждым шагом. Примчавшись, наконец, к театру, он обнаружил, что туда сбежался чуть ли не весь город. Ему с трудом удалось протиснуться ко входу, с каждой секундой его тревога нарастала. Добравшись до двери, он застучал по ней, что есть сил.
– Представление прерывать нельзя, ты что? – легонько ударил его по руке один из стоявших рядом.
– Еще два часа, погоди, может, этот треск там по сценарию задуман, – добавил пожилой мужчина, растерянно улыбаясь.
Но Алексей знал, этот звук означает что-то нехорошее и явно никак не относится к сценарию. Через какое-то время парень выбился из сил и остановился. Он абсолютно не понимал, что происходит, в голове крутилась только одна мысль: нужно спасти брата!
Тут за дверью послышался шум – засов медленно отворился сам. Стоявшие вокруг затихли. Дверь медленно распахнулась – за ней оказался маленький, напуганный и перемазанный мальчик, бледный, как труп.
– Матвей! – крикнул Алексей, узнав в несчастном своего брата. Тотчас подхватил его на руки и помчался без оглядки. Только в родных стенах, чуть успокоившись, он опустил мальчика на пол и сказал:
– Все хорошо, Матвей, ты дома!
Но Матвей молчал, пугая всех домашних своей внезапной немотой. С ним говорили, его расспрашивали, но он молчал. Лишь вечером, в ответ на фразу матери «Все, сынок, спектакль окончен», или, может, просто в пустоту он сказал почти шепотом: