– Только ты её можешь уговорить лечиться. Меня она, как видишь, игнорирует. Она не в себе – хочет домой. Кошмар какой! – ворчала Агния, всплёскивая руками. – В голове не укладывается… Ты должна её уговорить. Обязана! Иначе ты её убьёшь, понимаешь? Если мы пойдём у неё на поводу, то станем убийцами. А я убийцей быть не хочу!
Стася сжалась от ужаса, слушая мать. Её раздирали противоречия. Голову заволокли тревожные, сумеречные мысли. В душе было смятение. Мать была, конечно, права. Но и бабушку она понимала тоже. Девушке казалось, что её разрывает надвое. Сердце Стаси словно полоснули ножом, и оно кровоточило. Ровно посередине.
Дома она отказалась от еды, хотя мать опять долго настаивала, рассказывая о пользе витаминов и регулярного питания. Но в Стасе не было место еде. В ней было столько всего: обрывки мыслей, фразы, диагнозы, какие-то медицинские термины, бабушка, мать… И всё это было щедро перемешано с пеплом страха. Какая тут еда, когда от ужаса леденеют руки?
Стасе захотелось согреться, как в детстве. И она попросила у матери разрешения принять душ. Агния подала ей свежие полотенца и, причитая, проводила до ванной.
Стася зашла в маленькую комнату, отделанную белой плиткой, и с облегчением закрылась.
Она стояла в душевой, прислонившись лбом к холодному запотевшему стеклу и смотрела, как по нему, внезапно меняя траекторию, стекают капли… Стояла не двигаясь, а струи били по спине, притупляя боль и страх. Сначала Стася плакала, но потом успокоилась и смотрела сквозь щель в двери душевой на брошенные на полу ванной комнаты вещи, оттуда шёл холод, и выходить не хотелось. Она чувствовала себя старой и разбитой…
В дверь забарабанила мать:
– Стася, у тебя всё хорошо?
– Да, – глухо ответила дочь.
– Как можно так долго мыться? Ну сколько раз говорить – раз-два и готово. Что ты там вечно торчишь? – недовольно рассуждала Агния, стоя под дверью.
Стася выключила воду и шагнула из кабинки в холодные клубы пара. В мутном зеркале она выглядела как большая ощипанная птица. Девушка провела по нему рукой и увидела своё расстроенное лицо, поникшие плечи и мокрые сосульки волос. Взяла полотенце, пропахшее хлоркой. Только этот едкий строгий запах мать обожала и считала ароматом чистоты. Стася быстро растёрлась и оделась. От надлома внутри она так и не избавилась и напоминала себе остановившиеся часы, ненужные и бесполезные.
Мать позвала её вниз попить чаю. Стася сидела и опять слушала речи Агнии. От каждого её слова рана в душе медленно разъедалась и увеличивалась…
Стася отхлёбывала мелкими глотками жидкость и оглядывала комнату, где всё ей было хорошо знакомо. Она физически чувствовала, что здесь всё пропитано унынием и каждая доска, каждая подушка, впитала в себя этого столько, что не отмыть и не выжать. Стасе самой бесконечно захотелось туда, обратно, в бабушкин дом.