Как правило, штрафников посылали в бой отнюдь не для того, чтобы штурмом взять тот или иной объект – что может сделать несколько десятков человек с винтовками и гранатами при штурме ДОТа, защитники которого вооружены автоматами и пулеметами? Другими словами, штрафники были нужны лишь для того, чтобы во время «разведки боем» засечь огневые точки противника и, затем, подавить их с помощью артиллерии и авиации. Справедливости ради скажем, что в некоторых штрафных ротах были минометные взводы, но особой погоды они не делали.
Смертность среди штрафников была потрясающе высокой и, по некоторым сведениям, составляла до 90 процентов личного состава. А по данным Дмитрия Волкогонова, на протяжении Великой Отечественной войны в штрафных ротах и батальонах погибло около 600 000 человек.
Штрафники считались смертниками. Их посылали в бой на самых трудных, самых опасных участках сражения. Посылали с оружием и без него (убьют соседа, подбери его винтовку), из одного боя в другой и всегда впереди, на острие наступающих частей, а при отступлении – в арьергарде, стоящим насмерть заслоном.
«Искуплением вины» служила смерть, ранение либо представление к снятию судимости (в штрафные роты и батальоны попадали по приговору военного трибунала). Несмотря на столь мрачные перспективы штрафники были обычными людьми, ценящими все радости жизни, – в том числе и хорошие песни…
В декабре 2001 года я познакомился с Михаилом Григорьевичем Ключко – бывшим командиром взвода 322-й отдельной армейской штрафной роты… Он прослужил в штрафной роте в течение трех лет и остался в живых – случай поистине уникальный. Как журналист, пишущий о Второй Мировой войне, я не мог не взять у него интервью, которое было опубликовано в еженедельнике «Столичные новости».
После публикации интервью я снова встретился с Михаилом Григорьевичем. Именно тогда бывший командир штрафного взвода и рассказал мне о своем блокноте, в который на протяжении четырех лет (с 1943-1947 гг.) он записывал все услышанные песни. Еще не зная, какое сокровище попадет мне в руки, я попросил Михаила Григорьевича разрешить мне снять копии с его фронтовых записей и опубликовать их, – это произошло в январе 2002 года. А два месяца спустя Михаила Ключко не стало…
Записи Ключко можно назвать уникальными по многим причинам. В блокнот Ключко попали так называемые блатные песни (в его роте служили уголовники, сидевшие в Бутырской и Стромынской тюрьмах); песни военнопленных и остарбайтеров, которых Михаилу Григорьевичу доводилось встречать в Восточной Пруссии; песни на стихи неизвестных авторов, публиковавшиеся в армейских многотиражках и многое другое, что делает его блокнот настоящим кладезем для историка и литературоведа. К тому же большая часть песен, зафиксированных в его блокноте, разительно отличаются от официальных военно-патриотических песнопений, которые ежегодно выплескиваются на нас 9 мая. Это связано с тем, что большая часть популярных военных песен получили широкую известность благодаря исполнению в советских кинофильмах, абсолютно недоступных для штрафников (по воспоминаниям Михаила Ключко, на протяжении всей войны он не посмотрел ни одного фильма). Лишь иногда ему удавалось записать текст того или иного киношлягера со слов человека, который слышал его исполнение – именно этим можно объяснить тот факт, что киношлягеры (равно как и другие песни, авторство которых известно), составляют в блокноте Ключко абсолютное меньшинство – примерно треть от общего числа записей. Таким образом, можно констатировать, что многие продукты фронтового и довоенного фольклора, пусть и выпадавшие из официально-идеологической канвы, были не менее популярны среди солдат и офицеров РККА, чем одобренные цензурой популярные песни.