– Ох, Оля, ты? – князь, улыбнувшись, поднял голову и посмотрел ласково на дочку, однако Ольга не изменяла любопытного взгляда своего. – Светик, отчего ж ты думаешь, что грустен я?
– Я не думаю, папа, я ведь знаю, – улыбнулась печально Ольга, подходя ближе к отцовскому столу. – По лицу Вашему видно, да и по голосу узнала я, что Вы печальны. – Ольга присела напротив отца и взглянула в его широкие, чёрные глаза, действительно томящиеся тоской.
– Да, верно говорят люди: ты крайне проницательна, – проговорил Владимир Львович, встал из-за стола, перевернув незаметно какие-то бумаги, и, позвав Ольгу за собой, сел на маленький высокий, бархатный диванчик. – Права ты, свет мой, я действительно обеспокоен в связи с обострённой обстановкой в государстве нашем, беспокоюсь за Николая Александровича, потому как, боюсь я, грозит ему опасность в лице революции.
Ольга опустила встревоженные глаза и прижалась к отцу.
– Я не понимаю, папа. Ведь подавили же однажды революцию, значит она и не должна страшить больше, не так ли, папа?
– Да-а, – вздохнул Владимир Львович, и на лбу его появилась длинная, глубокая морщина, – Подавить её, конечно, подавили, Оля, да только сердце революции медленно и тихо бьётся ещё в глубине, и в один момент эта народная стихия может проснуться, и тогда, боюсь… – князь Владимир ещё раз глубоко вздохнул, и мысли разом набежали в его голову, отчего он ещё мрачнее стал и замер, глаза устремив на его старый, маслом писанный портрет. Однако Ольга так тесно прижалась к нему, что Владимир Львович отогнал мысли, им овладевшие, и повернул к дочери своё доброе, красивое лицо.
Долго сидели они так, уже молча, Ольга, прислушиваясь к мерному дыханию отца, а князь Владимир, глядя задумчиво на дочь, рассуждая о том, как эфемерна жизнь человеческая и как при этом прекрасна.
Однако Ольга была отнюдь не единственным ребёнком, который слышал пламенную речь отца о революции. В тот драматический момент старухи-мойры подтолкнули юную Александру пройти мимо отцовского кабинета. Так девочка впервые узнала чувство тревоги, которое теперь не покидало её и на секунду. Александра понимала, что отец её прав, и отдалённо предчувствовала, что революции и перемен не избежать. Княжна видела, как вся сжалась от беспокойства и смятения её сестра Ольга, и ощущала, как её собственное сердце ускоряет свой беспрестанный бег. Притаившись в одиночестве, Александра долго не могла пошевелиться, но вдруг раздался звонкий и радостный крик Андрея:
–Ольга, Саша, ну где вы ходите?! Карета уж давно готова! Едем в Царское Село!